Я, блять, родился.
Глава 2: Первое лето
Громкий крик новорожденного, в ужасе осознавшего свое положение, зазвучал в комнате, полной людей. Я стал брыкаться, пинаться, сам не зная почему. Мне было страшно. Страшно проходить через все это снова. Страшно опять быть живым. Там, в утробе уже сотню раз смирился со своим положением, и несмотря на то, что перед самым моментом рождения мне казалось, что я полон сил, сейчас эти силы уходили лишь на одно – изо всех сил сопротивляться акушеру, который достал меня из моей уютной тьмы в этот осточертевший мир.
– Хо-хо! Раск йанте! – засмеялся в ответ на мои потуги его ударить акушер. – Хёльд депент.
Он аккуратно передал брыкающегося меня на руки матери. Все еще мутными глазами разглядел ее лицо – она была молода, едва ли старше меня, когда я умер. У мамы были светлые волосы и голубые глаза, как и у мужчины, склонившегося надо мной вместе с ней. Видимо, это папа.
Привет, родители. Сказал бы чего, но выходит только кричать, потому что легкие, кажется, сейчас разорвутся от поступающего в них кислорода. Грудная клетка сжимается и расширяется, как меха гармошки, и каждый вдох дается с трудом.
– Хьюн арь ваккарь… – с щенячьим взглядом пролепетал папаша.
Никто, казалось, не замечал, что мне тут дышать тяжело. Хотя оно и к лучшему – наконец-таки, я заткнулся, потому что кричать было еще больнее.
– Ва каллер дю хенна? – раздался голос акушера где-то недалеко.
На каком они языке вообще разговаривают? Родился явно не в России, но, может, оно и к лучшему? В конце концов, если это Европа, что можно предположить по цвету волос и глаз местных, то меня ждет довольно высокий уровень жизни. В школах, правда, гендерную теорию активно преподают, но это можно и потерпеть.
– Майя. – тихо ответила мама, с улыбкой глядя на меня.
Стоп-стоп-стоп. Давайте разложим все по полочкам, по порядку. Думаю, что тут не нужно быть гением, чтобы понять, что после родов делают две вещи: ребенку дают имя и еще неделю бухают. Алкоголя здесь не вижу, да и договориться о посиделках можно и потом, а значит…
В смысле, блять, Майя?
Мои мысли прервал громкий ор людей, столпившихся вокруг. Кто-то поднимал в воздух кулаки, кто-то выкрикивал мое новое имя, но результат один – от всех этих безумных воплей дико болели уши.
“Да заткнитесь вы, дикари!” – попытался сказать, но вместо этого громко заплакал, добавляя в общую какофонию из множества голосов еще один.
Не помню ничего – ни больницу, в которой родился, ни дорогу домой. Наверное, уснул, все же я тут титанический труд проделал.
Твою ж мать, я вылез из женщины. Меня вытянули из ее… неважно.
Не без усилий разлепил глаза. Вокруг был полумрак. На секунду подумал, что снова умер, и теперь все начинать по новой, но нет. В комнате, где я лежал, и вправду было темновато.
С трудом повернув голову набок, смог разглядеть ее. Честно говоря, на евроремонт совсем не похоже – темное, грязное помещение, которое с натяжкой можно назвать нормальным домом. Тут скорее хлев какой или вроде того.
Из мебели – стол, три массивных деревянных стула и печь в углу. Может, было еще что-то, но свечки, являющейся единственным источником света в комнате, недостаточно, чтобы это разглядеть.
Попробовал подвигать челюстью. Получалось с трудом – явно мышцы еще не разработались. То же и с губами. Говорить не получится, но могу хотя бы попробовать.
Напрягая горло, издал какой-то звук. Если все младенцы – это переродившиеся люди, то мне их жаль, потому что состояние – ужасное. Все, что смог, так это с трудом поворачивать голову и издавать абсолютно неконтролируемые звуки своим странно ощущающимся ртом.
Но в конце концов меня услышали. Послышались шаги, и вскоре в комнате появилась моя мать, та самая женщина со светлыми волосами. Как-то трудно воспринимать ее как маму, учитывая тот факт, что у меня всю жизнь мать была другая. Да и светлых волос у нее никогда не было – маман моя была брюнеткой. В общем, женщина эта не вызывает каких-то особо интересных чувств. Возможно, пока что.
– Хья ер? – ласково пропела она, подходя к тому месту, где я лежал.
Через секунду оказался у нее на руках. Мать ласково смотрела на меня. Все не мог перестать поражаться тому, как быстро она отошла от родов. Да, разумеется, под глазами у нее были огромные синяки, да и в целом видок был потрепанный, однако эта женщина нашла в себе силы прийти и успокоить меня, хотя я даже не плакал.
– Мама, – используя все свои текущие возможности, проговорил.
Язык и губы слушались с большой натяжкой, однако эффект должный произвести смог. Глаза женщины округлились, а ее выражение лица выдавало крайнюю степень удивления. Возможно, даже легкого шока. Еще бы, какой младенец начнет говорить буквально спустя несколько часов после рождения?