– Тише, тише… Я знаю, – успокаивающе прошептал отец и сел на землю, прислонившись спиной к скале. – Ты у меня настоящая умничка.
В глаза мне ударил первый яркий луч утреннего солнца. И клянусь, никогда я еще так сильно не проклинала наступающее утро!
Я увидела лицо отца, покрытое запекшейся кровью и грязью. Даже в такой ситуации этот неисправимый идиот находил в себе силы улыбаться мне.
– Вон они! – послышался голос сверху, с вершины склона.
– Форр фан да! – выругался Хьялдур. – Майя, тащи мать с отцом сюда, здесь…
– Да!
Я помогла папе встать, а мама дала ему опереться на свое плечо, и мы медленно пошли к небольшой пещере, которую нашел друид. Впрочем, пещерой это было сложно назвать – так, небольшой карман.
Сделав эти трудные несколько шагов, Борт снова рухнул на землю, уже внутри нашего убежища.
– Майя, – хриплым, сухим голосом произнес Хьялдур. – Ты можешь уйти со мной. Они не тронут мою ученицу. Уйдем в Скаген и…
– Нет! – слезы снова брызнули из моих глаз, и я кинулась на шею своему отцу. – Я не брошу папу! И м-маму!
– Я не могу остаться с тобой здесь, ты понимаешь?! – закричал Хьялдур. В его голосе были слышны дрожь и страх.
– Иди! С-спасибо за все, друид! – прикусила губу и выдавила из себя кривую, натянутую улыбку.
Хьялдур кивнул на прощание.
В последний миг увидела, как по его заросшим жесткими волосами щекам бегут слезы.
И мы остались втроем.
Наша семья – я, мама и папа. Снова вместе, как в старые добрые времена. Не хватает, правда, теплого очага, но папа с его безумной температурой сейчас вполне сойдет за такой, как ни посмотри.
– Главное, Майя… – прохрипел он. Снаружи послышались голоса людей. – Будь верной себе.
– Папа…
Закрывая собой солнце, к нам кинулся мужчина, держащий в руке каменный топор.
Я зажмурилась от страха. Все тело бросило в дрожь. Мама вскрикнула.
– РА-ЗЕ-РИ! – раздался знакомый вопль, и лишь тогда я смогла побороть страх и с благоговением открыть глаза.
Отец бросился на него из последних сил и резким ударом об стену буквально размозжил череп нападавшего об холодный камень.
Затем отец схватил его топор и крепко сжимая его в левой руке закричал, и крик его был подобен грому черного медведя, извергающего молнии в ночных тучах.
Берсерк бросился на врагов, в последний раз защищая свое единственное дитя. Обрубок правой руки кровоточил, а со спины мне в последний раз смеялся загадочный улыбающийся череп.
Через несколько секунд все было кончено.
Ну, вот и все.
Глава 18: Чудовища
– Довольно! – громкий, злорадствующий крик Офы будто бы на момент остановил время.
Мне все еще было страшно открыть глаза. Страшно было увидеть бездыханное тело отца. Страшно было смотреть на рыдающую и трясущуюся в страхе мать. Страшно было осознавать то, что во всем это виновата я и только я. Люди не умеют принимать добро, всегда ищут во всем подвох, и готовы даже придумать причину наказать человека, который просто хотел им помочь. Такой урок я усвоила сегодня.
– Хватит, – судя по голосу, Офа улыбалась. – Мать, загулявшая с убийцей из дальних земель, и ее маленькое отродье не заслуживают легкой смерти.
Черт.
– Оставьте их гнить в этой пещере! А если попытаются вылезти на свет – убейте! – закричала старуха.
Десятки голосов вторили ей одобрительными смешками и выкриками в нашу сторону.
Ублюдки.
– И помни, Майя, – ее голос был совсем близко. Видимо, она стояла прямо у входа в нашу нору, – какие бы духи ни благоволили тебе – нас больше, и мы все видим. И мы будем следить.
И все затихло. Я крепче прижалась к маме, которая отчаянно пыталась оградить меня от подобной участи всю мою короткую жизнь. Глаза щипало от слез, полных обиды, а грудь содрогалась от тихих всхлипов. Мне страшно. Очень и очень страшно. Я потеряла бдительность, расслабилась, дала им победить. Теперь в опасности не только я, но и дорогие мне люди – пиявки, мать братьев, моя мама. Сбежать успел лишь Хьялдур – эти безумцы наверняка «наказали» бы и его просто за то, что он общался со мной.
Сквозь сопли и слезы, забившие нос, в мои легкие пробивался воздух, пахнущий кровью и потом. Я все еще боялась открыть глаза и лишь слышала, как люди уносили из пещеры тела. Мама крепче обняла меня, прижимая лицом к своей груди, когда они уносили прочь папу, израненного и обезображенного. И мы остались вдвоем, согревая друг друга теплом матери и дочери в сырой, холодной норе, в которой порывами завывал соленый морской ветер.
В объятиях матери я снова почувствовала себя крохотным младенцем, которому нужна защита родителей. Мне вдруг стало безумно грустно за Киру, которая была лишена подобного счастья, и стыдно за себя, что я не могла быть такой же сильной, как она. Не гожусь я на роль спасительницы. Трудные времена порождают сильных людей, таких, как Кира, маленькая рыжая бестия. Но не меня. Внутри я была все тем же ребенком, который просто боялся смерти, боялся самого страха. Кира же ничего не боялась.