Зима, как и всегда, наступила быстро. Некоторые из оставшихся мужчин в это время года ходят к морю с острогами, чтобы поймать немного рыбы, и мама выменивает ее на наше зерно, чтобы только я хорошо кушала. А я и не против, как по мне, это вполне честный обмен. Во всяком случае, пока не наступила ежегодная пора сбора налогов.
В этом году я наконец смогла посмотреть на людей, что приехали к нам в деревню, как следует. Едва с другого конца деревни послышался предупредительный крик, я подбежала к двери и, приоткрыв ее, высунула любопытную мордаху наружу, чтобы поглазеть на воинов ярла. И, однако, не зря, ведь я увидела то, чего уж точно не ожидала увидеть.
Еще с прошлого раза я поняла, что они, собирая зерно со всей деревни, ну никак не могут тащить его к себе домой на руках, поэтому у них должна быть какая-нибудь повозка или что-то вроде того. Тут я угадала, по деревне медленно, не спеша, двигалась повозка, но запряжены в нее были не лошади или быки, нет. Это было существо, которое я просто не могла назвать быком. Огромная, мохнатая туша, гора мышц и костей с двумя длинными, закрученными вдоль тела рогами, за которые к нему и привязали повозку. В повозке оно тащило за собой целый небольшой отряд из воинов в кожаной броне, меховых шапках и с тяжелыми палицами в руках, всего их было десять человек, включая одного, ведущего за собой при помощи поводка зверюгу и, видимо, капитана, идущего впереди всех.
В этот момент меня резко дернула за плечо мама и приложила указательный палец к губам. Дверь громко захлопнулась, и мама нервно посмотрела в окошко.
— Майя, не смотри на них…
— Я помню кто это, мам, — вздохнула я. — Опять еду заберут. Глупые люди…
— Не смей сказать им такое в лицо, Майя! — резко одёрнула меня мама, схватив за руку, но затем крепко прижала к себе. — Не хватало еще, чтобы они и тебя забрали…
— А что такого? Почему мы вообще должны им столько отдавать? Ярл плохо думает, если столько просит!
— Майя, молчи! Пожалуйста, молчи…
Мама изо всех сил пыталась успокоить меня и гладила по голове обеими руками. Вот только она не учла того, что я была абсолютно спокойна, а нервничала тут только она.
Вскоре воины добрались и до нашего дома. Они без стука, по-хозяйски ввалились в нашу хижину. Мама прижала меня к себе и отошла к дальней стене, но я так просто еду отдавать не собиралась.
— Мама-а-а! — громко закричала я и, не сдерживая эмоций, заплакала. — Мама, я не хочу больше есть кашу с жуками-и-и..!
Воины остановились, нерешительно глядя на меня. К счастью, я успела подготовиться к их приходу, и на столе, поодаль от нас, стояла пустая тарелка с мертвым насекомым из леса, которое я стащила у Хьялдура.
— Майя, доченька, ты что…
— Мама, от жучков зубки боля-я-ят! — я не дала ей закончить и скомпрометировать меня.
Я, притворяясь что кашляю, незаметно выплюнула на пол пережеванный сотню раз цветок и наступила на него ногой, чтобы воины его не заметили. “Откашлявшись”, я продолжила реветь, но уже громче и с широко раскрытым ртом, чтобы ворвавшиеся к нам домой воины точно увидели окрашенные в синеватый цвет зубы.
— Великие духи, что они такое здесь едят..? — медленно произнес один из воинов, отойдя назад на пару шагов.
— Мне это не нравится… — сказал другой.
Командир их быстрым шагом подошел ко мне и схватил меня за обе щеки одной рукой, пошире раскрывая мне рот. Я стала вырываться, мать в ужасе схватилась за его руку, пытаясь убрать ее, но он лишь разглядывал мои синие молочные зубы.
— Это похоже на гнилостных тварей… — медленно произнес он и наконец отпустил меня. От его грубых пальцев щеки горели огнем и мне хотелось плакать уже по-настоящему. — Я даже не знаю…
— Сильнейший Вургар, нельзя класть такое зерно рядом с другим в повозку! — вышел вперед один из воинов, выглядящий лет на восемнадцать. — А что если все зерно испортится?
Капитан стал медленно вышагивать по комнате туда-сюда, поглаживая заплетенную в две косички бороду. Он смотрел то на меня, то на своих солдат.
— Я не видел такого ни у кого из детей этой деревни, однако… Женщина, как твое имя?
— Х-Хельга, господин…
Меня аж передернуло от того, как моя мать унижалась перед ним, как она тряслась от страха.
— Скажи, Хельга, что не так с вашим зерном? Правда ли ты кормишь ребенка отравленной пищей?
— Н-нет, я бы…
— Что с зерном, Хельга?! — прикрикнул он на нее, не дав ей сказать и слова в свою защиту.
Мама закрыла руками лицо и в страхе отвернулась от старого воина, дрожа всем телом от ужаса. Мне оставалось лишь продолжать плакать, поскольку в текущем обличье иной роли я сыграть не могла.
— Фэнн кьярринг… — процедил капитан сквозь зубы. Интересно, этих слов я еще не знаю. — Плевать, оставьте этот дом и высыпьте на снег те мешки, которые мы взяли в этой деревне.
— Есть! — крикнули разом солдаты и выбежали из дома.
Капитан в последний раз взглянул на нас с мамой, и уже когда он уходил, я хитро ухмыльнулась и показала язык ему вслед.
Впервые за много лет, праздник в деревне устроили зимой.
Как только воины ярла уехали прочь от “прокаженной” деревни, люди со всей деревни дружно вышли из своих домов, шокировано глядя на огромную гору зерна у нашего дома и пустые мешки рядом с ней. Мама тоже быстро успокоилась, хоть и не понимала, что произошло.
Вместе с ней я вышла на улицу и, когда вся деревня собралась у горы зерна, я громко выкрикнула:
— В зерне нет жуков! Зерно съедобно! Радуйтесь, потому что я, Майя Бортдоттир, обманула ярла! — с последними словами я широко улыбнулась синими от сока цветка зубами.
Люди вокруг разом радостно закричали. Женщины, старики и даже жена старосты бросились к моим ногам. Кто-то даже стал целовать босые пальцы, и от щекотки я звонко засмеялась.
В толпе людей я увидела Хьялдура. Даже он был в шоке от этой ситуации. Расталкивая людей вокруг, он быстро пробрался ко мне и усадил себе на плечи.
— Скажи им, Майя! — засмеялся он. — Скажи им!
Я сразу поняла что он имеет в виду.
— Эта зима не принесет с собой смерть! — весело крикнула я, и люди снова радостно закричали.
К вечеру начался праздник.
Те, у кого воины успели забрать зерно, вернули то, что принадлежит им, и в итоге выяснилось, что эти идиоты даже оставили здесь один лишний мешок.
Вся деревня, как и на мой день рождения, притащила к нашему с родителями дому столы и стулья, недалеко на пустыре развели огромный костер, и начался самый настоящий пир. На этом празднике жизни выпивала даже казавшаяся мне интеллигентной женщиной жена старейшины. К тому времени, как наступила темнота, многие были в стельку пьяны и абсолютно все были настолько сыты, что не могли встать с насиженных мест.
Один только порядком пьяный старик все играл и играл на тагельхарпе, и с каждым часом у него лопались одна за другой струны, сделанные из растительных волокон.
Когда взошла бледно-голубая луна этого странного мира, люди наконец стали расходиться по домам. Шатаясь от выпитого, рыгая от съеденного, деревня наконец уснула. Мама же не позволила мне лечь на свою кроватку и вместо этого положила рядом с собой, крепко обнимая и рыдая от счастья. Сентиментальность в ней, конечно, сильнейшее качество, однако вскоре волосы у меня стали настолько мокрыми от слез, что я не выдержала и, поцеловав маму напоследок, улеглась в свою кроватку.
А цветок был очень кислым.
Наконец-таки, впервые за долгое время деревня не голодала. А когда люди сыты, они способны добыть еще больше еды. Этой зимой не было проблем ни с мясом, ни с рыбой, и при этом мастера успевали даже выпарить из морской воды немного соли, большую часть которой подарили моей маме.
Приятно было видеть, что деревня по-настоящему жива. Целыми днями на улицах слышались звонкие детские голоса, смех и шутки взрослых, и иногда веселая музыка.
И впервые за долгое время все ждали мужчин не потому, что они спасут всех от голода, а потому, что по ним действительно скучали. К сожалению, их возвращение стало довольно мрачным событием…