— Ого… — только и смогла произнести я, с широко раскрытыми глазами слушая отца.
— И есть там Белая Крепость — место, где живут самые отважные из людей. Они сражаются с мертвыми и помогают добраться до крепости тем, кто жаждет поговорить с усопшим. Те, кто отдали год своей жизни Белой Крепости, получают татуировку со смеющимся черепом, и по законам предков таких людей никто не имеет права обратить в рабство.
Закончив рассказ, он молча стал гладить меня по голове, зарываясь пальцами в густые светлые волосы. Я тоже не могла придумать ничего дельного, что можно было бы сказать в этой ситуации.
Мой отец — воин, берсерк, путешественник, борец с нежитью… Страшно было подумать о том, сколько еще я о нем не знаю.
— Но это все в прошлом, вороненок. Сейчас я здесь. И я люблю тебя и твою маму, — нежно улыбнулся он и, нагнувшись, поцеловал меня в лоб. — И я сделаю все, чтобы вы были счастливы.
От его слов у меня в груди стало тепло, а по лицу невольно растянулась широкая улыбка. Меня любят. Ради меня рвут и уничтожают чудовищ. Мой папа, наверное, тот человек, любовь которого ко мне не сможет превзойти никогда ни один другой мужчина. И одно только понимание того, как мне повезло, делало меня самой счастливой девочкой на всем белом свете.
С такими хорошими мыслями я начала медленно засыпать. Веки стали тяжелыми и, глубоко зевнув, я медленно отключилась.
Лишь для того, чтобы через несколько секунд очнуться в ужасе от громких, пронзительных криков со стороны деревни.
Глава 14: Ночь огня
Отец вскинул меня и наше "оружие" себе на плечо и понесся наверх по серпантину, к деревне.
Уже отсюда мы слышали топот множества ног. Люди в панике бежали от чего-то, что нагрянуло в нашу маленькую и довольно беззащитную деревню, и мы не были к этому готовы.
— Пап, мама там! — в ужасе закричала я, еще даже не зная того, что происходит.
— Все нормально! Держись крепче! — воскликнул в ответ отец и поудобнее вскинул меня на плече.
В его голосе, как и в моем, слышался неподдельный страх. Страх не за себя, не за свою жизнь, а за меня и маму.
В голове крутилась лишь одна мысль: "Это никогда не закончится". Жизнь состояла из проблем и их решения, во всяком случае так было со мной. Как только мне удавалось разобраться хоть с чем-то, я сразу упиралась в очередную стену. Черт!
Наконец, мы добежали до деревни. Отсюда, с возвышения, она была как на ладони, и было видно, что ничего не случилось. Пока что не случилось.
По дороге, ведущей на север, к полям, которые мы возделывали, шло самое настоящее войско. Вернее, это был скорее разведывательный отряд из приблизительно сотни воинов, однако и этого хватало для того, чтобы трубить в рог и бежать прочь как можно быстрее.
И все бы ничего, ведь воины навещают нас раз в год, чтобы собрать положенный налог зерном и солью. Однако эти несли знамя, и знамя было не тем, что я видела ранее.
— Папа, кто это? — спросила я отца, когда он наконец поставил меня на землю.
— Люди из Коммунахты, города далеко отсюда. Они ходят под красными знаменами… — задумчиво, будто бы разговаривая сам с собой, а не отвечая на мой вопрос, произнес он, едва дыша. Затем папа вдруг встал на одно колено передо мной и, глядя мне прямо в глаза, добавил: — Майя, беги домой. Найди маму. Заберите столько еды, сколько сможете, и… И вам надо бежать. Скажи всем, чтобы бежали как можно быстрее, женщинам, детям и старикам!
Не дав мне сказать и слова, он вдруг приобнял меня за голову, прислонившись своим лбом к моему, и вложил мне в руки лук и стрелы.
— Ты ведь у меня умничка, правда? — слабо улыбнулся он и быстро встал с колен.
Еще раз оглядевшись на подходящее к деревне войско, он кивнул мне и побежал куда-то в сторону леса так быстро, что я едва успела окликнуть его:
— Папа..!
Он сбежал? Не может такого быть! Чтобы мой отец и вот так позорно куда-то сбежал?!
Черт! Все плохо! Они будут в деревне скоро, очень скоро. Это уже вопрос буквально десяти-пятнадцати минут.
К счастью, люди паниковали не просто так. Кто-то заметил приближение врага и понял, что все плохо. Когда я бежала по деревне, охваченной всеобщей паникой, я то и дело замечала, как многие выносили из домов ценности и еду, столько, сколько могли унести, а мужчины от мала до велика хватались за оружие. Даже Снорри где-то достал огромный, почти с его рост каменный топор, который при этом держал двумя руками легко и уверенно.
— Отец, я буду сражаться! Я буду защищать маму и брата! — он топал ногой и едва не срывался на крик, препираясь со своим родителем.
— Снорри, хватит! Ты младше соседской собаки! Бери мать с братом и уходи! — его отец был настроен так же серьезно.
Наши семьи, можно сказать, дружили. Вернее, дружила я со Снорри и Варсом и мой отец с их отцом, которого звали Ульк. Жаль, что я редко бывала у них в гостях, ибо это был добрейшей души мужичок, который при каждой встрече угощал меня чем-нибудь вкусным.
— Ульк, Снорри! — я окликнула их, подбежав поближе. — Надо уходить, быстрее!
— Я не уйду! — вопил Снорри, сжимая до белых костяшек здоровенный топор. — Я защищу свою землю и свою семью!
— Снорри, послу…
— Снорри! — я перебила Улька, и они оба с удивлением уставились на меня. — Возьми себя в руки, ты, мешок медвежьего дерьма, и защищай МЕНЯ, понятно тебе?!
Мой крик был настолько громким и полным ярости, что даже мне самой стало страшно от звука собственного голоса. На лбу выступили пару капель пота, а дыхание сбилось. А еще, кажется, я теперь пару дней буду хрипеть.
Снорри, уставившись на меня взглядом, полным ненависти и злобы, хотел было накричать на меня в ответ, но лишь невнятно гортанно прорычал и, топнув ногой, ответил:
— Я тебе это припомню, ворона!
Слава всем богам и духам, что мне удалось вразумить упрямого, глупого идиота!
Намечается бойня, и я не хочу терять ни одного близкого мне человека. Все они останутся живы, чего бы мне это ни стоило!
— Снорри, беги за матерью и братом. Если увидишь Киру с ее семьей — бери их с собой. Встречаемся у березы так быстро, как только сможете!
Снорри, скрипя зубами, кивнул и убежал прочь. Ульк, его отец, лишь взглянул на меня, слабо улыбаясь, и прошептал:
— Спасибо.
Я кивнула и побежала дальше, к своему дому. Времени оставалось мало, и я боялась, что бежать уже слишком поздно. Но слишком рано сдаваться! Нужно делать хоть что-то!
Я едва не сорвала дверь с хлипких деревянных петель, ворвавшись в нашу хижину. Мать сидела на кровати, обняв колени руками и тихо плача, но тут же вскочила на ноги, когда увидела меня.
— М-Майя! — срывающимся голосом закричала она и бросилась ко мне, падая на колени и крепко обнимая меня, прижимая к себе. — Майя, родная, доченька…
— Мама, мам! — мне пришлось прикрикнуть на нее, чтобы она хоть немного взяла себя в руки. — Бери еду, не слишком много! Нам надо бежать, срочно!
— А где твой отец? Куда делся Борт?!
— С ним все нормально! Давай, мам, бежим!
Кое-как матери удалось взять себя в руки. Я помогла ей отпереть дверцу погреба, и мы вытащили большой мешок зерна. Большую часть пришлось высыпать, иначе такой вес нас бы очень сильно тормозил, но теперь у нас была еда хотя бы на первое время.
Мама вскинула мешок себе на плечо и схватила с очага металлический котелок, в котором она обычно готовила каши и похлебки.
— Мам, зачем он нам?! Бежим быстрее! — закричала я.
— Это семейная ценность!
Я выругалась про себя и схватила маму за локоть, выводя прочь из дома. Напоследок я еще раз оглянулась, взглянув в последний раз на дом, в котором родилась и росла все это время и, мысленно с ним попрощавшись, выбежала с матерью на улицу.
Женщины, дети и старики в панике единым скопом бежали к лесу. Всей этой толпой командовала Офа, жена старейшины, и я наконец-таки поняла, зачем она и ее муж вообще нужны в этой деревне.