Я огляделась на деревню. Быстро разгорался пожар, пламя перескакивало от одного дома к другому. Вскоре, когда мы отплыли от берега уже на добрые сотню лагов, вся она была охвачена огнем, ярко сияя в ночи. Даже отсюда слышались звуки битвы. Крики, удары, звон.
Вся моя прежняя жизнь горела вместе с моей деревней.
Я проиграла.
Глава 15: Стонущий драккар
Ветер, пропахший дымом и кровью, уносил корабль все дальше и дальше от берега. Все небо, казалось, было объято огнем, а дым застилал собой звездное полотно. Словно это все сон. Словно страшная сказка, где мы — всего лишь безликие герои, мельтешащие где-то вдалеке от всего самого интересного. От моего отца, от отца Снорри и Варса и десятков других отцов, чьи голоса один за другим затухали в дымной тишине кровавой ночи.
И вскоре все затихло. Ни один звук не разносился над водной гладью ледяного моря. И непонятно было — мы ли заплыли так далеко, или битва уже была закончена? Тишина была ответом на вопрос, повисший в воздухе. И тихий плач, сперва один, совсем слабый и будто бы незначительный. Затем второй. И третий. Плакали женщины, дети и старики. Все было потеряно, сгорело в костре злобы и ненависти быстрее, чем появляется на свет новый человек. Забирать жизни куда проще, чем дать ее, в этом не было сомнений.
Старые, местами прохудившиеся паруса сперва гордо, со скрипом уставшей мачты уносили нас прочь, но вскоре и ветер затих, позволяя выжившим остаться наедине со своим горем. Наш драккар стонал и плакал, дрейфуя в море, окутанном дымом и туманом. Я лишь безвольно села рядом с Хьялдуром, обхватив колени руками. Но голоса вдов не давали мне покоя. Даже зажав уши, я слышала их, и внутри меня пускали корни самые темные чувства человека. Мне хотелось плакать вместе со всеми, но я знала, что отец бы это не одобрил. Он был сильным, а я должна быть еще сильнее. В конце концов, я ответственна не за одну семью, а за целую деревню.
И поэтому я молча тряслась от страха. Эмоции не находили выхода, скапливались внутри черепа, словно гной. Все мое тело дрожало. И вскоре я поняла, что Хьялдур тоже дрожал от страха. И Снорри пробирала дрожь — он должен был оставаться сильным ради матери и брата, что, обнявшись, тихо проливали слезы.
Но был на корабле один человек, которого не коснулись ни печаль, ни страх.
Кира.
Я взглянула на этот маленький сгусток злобы, устроившийся на носу корабля. Она сидела ко мне боком и уверенно смотрела вперед, а зубы стискивала от злобы так сильно, что по крохотным губам тонкой струйкой бежала кровь.
Хьялдур положил руку мне на плечо.
— Майя…
— Майя! — вдруг подскочила ко мне Кира.
Она упала на колени рядом со мной и прижалась лбом к моему лбу, глядя мне прямо в глаза. Ее собственные глаза налились кровью, но не от слез, а от злобы и ярости.
— Майя! — прорычала она. — Я запомнила каждого из них. Всех врагов, Майя.
— Кира, ты чего? — с дрожью в голосе тихо спросила я.
— Каждого, — она тяжело дышала и постоянно сглатывала кровь и слюну. — Ты знаешь, кто были мои мама и папа?
Я покачала головой. Если задуматься, то я и вправду никогда их не видела.
— Папа — земля, а мама — солнце, — сказала она. — И всегда так было.
Я оглянулась на Хьялдура, а тот лишь молча кивнул.
— Но я всегда хотела папу, как у тебя, — продолжила Кира. — И думала, что ты будешь мне как мама.
— Я? — удивленно переспросила я, широко раскрыв глаза.
— Не будешь, — улыбнулась Кира окровавленными молочными зубами. — Ты — моя сестра. Ты же сестра мне?
Я опешила от такого вопроса. Мало будет сказать, что я вообще не могла понять эту девочку в эту минуту — она, казалось, не могла удержать в голове одну и ту же мысль дольше минуты. Впрочем, я знала, что это не так.
— Сестра, — кивнула я.
— Тогда, Майя, — прошептала она, — мы вместе будем всех их убивать. Тех, кто забрал моего папу. Землю. А моя мама будет смотреть сверху. Мы будем сильные, Майя.
— Хьялдур… — я коснулась руки друида в поиске помощи в этот момент.
— Она говорит правду, — тихо ответил он. — Мне страшно, Майя, я не воин и никогда им не был. Но ты должна быть сильной и должна показывать свою силу. Только это имеет значение.
— Хватит дрожать, вороненок, — ухмыльнулась Кира и обняла меня, буквально ложась на меня всем своим маленьким телом.
И эти объятия словно передавали мне тот огонь, то стремление к жизни и возмездию, что горели внутри Киры. Сперва они ощущались как тепло, разливающееся по телу и унимающее дрожь внутри меня, но вскоре и я почувствовала, как в груди разгорается пожар.
Я была зла.
Очень зла.
И я встала на ноги. Снова. Чтобы сделать еще один шаг. И затем еще тысячи шагов. Потому что рано было отказываться от своей мечты из-за того, что один раз споткнулся.
— Люди! — крикнула я, окинув взглядом ревущую толпу, жмущуюся друг к другу на тесном драккаре. — Хватит!
— Дура! — выкрикнула из толпы одна из девочек постарше меня сквозь слезы.
В ответ я плюнула в ее сторону и нахмурила брови, пристально глядя ей в глаза.
— Ты — дочь своего отца! — закричала я ей в лицо. — Который умер за тебя! Не тешь себя надеждами, он мертв!
— М-мама… — снова заплакала она, прижимаясь к исхудалой матери.
— И все мертвы! — кричала я. — А мы — нет! Мы живы, а значит надо продолжать бороться! Надо плыть на север, к Скагену. Строить новый дом. Растить сыновей и тесать новые топоры. Вы можете продолжать реветь и оплакивать то, что у вас отобрали, а я, Кира и братья Ульксоны будем убивать каждого из тех, кто напал на нас, пока земля не станет красной от их крови!
От криков мое дыхание сбилось, и я тяжело дышала, глядя на измученную толпу. Я ждала секунду, две, десять, но никто так и не поднялся. Никто не закричал в ответ. Лишь в глазах безумной девочки Киры горел огонь искреннего восхищения, но и она не стала кричать вместе со мной. Все-таки она из тех, кто не станет выкрикивать боевые кличи на поле боя — она скорее молча улыбнется врагу и отрубит ему голову.
Выдохшись, я почувствовала, как в глазах у меня темнеет, а к вискам приливает кровь. Ну конечно, придумала тоже… За давлением следить нужно, и так много потрясений для одной ночи, а я тут глотку рву, чтобы всех взбодрить.
Ноги подкосились, и я медленно осела вниз, потирая виски пальцами. Хьялдур хотел мне помочь, но все, что он мог сейчас, это протянуть мне небольшой пучок засушенных трав, которые я начала жевать, морщась от горечи.
Тишина снова застыла над бездвижным драккаром. Но теперь она была слаба — ее почти сразу разрезал звонкий голос моей матери. Она тихо затянула печальную, медленную песню без слов. Словно плач обрел форму мелодии и теперь застыл над кораблем невесомой дымкой.
И вскоре ее песню подхватила и другая мать, потерявшая мужа и, возможно, сына. А за ней еще одна. А за ними подхватил мотив и старик Хендерсон, дополняя хор женских голосов своей хриплой, старческой нотой. Тихо заревела в тумане тагельхарпа, и за ней уже весь корабль, полный беженцев, присоединился к таинственному похоронному песнопению, разносящемуся над бескрайним морем.
Но чем дальше шла песня, тем громче становились голоса. Скоро плач и стенания в ней превратились в безответный зов, словно маяк для душ погибших мужей и сыновей. И, провожая их в путь, некоторые голоса начали выкрикивать высокие, резкие ноты. Такое я слышала на праздниках, когда танцевали молодые пары, когда юноши и девушки находили друг друга и влюблялись. И эти короткие выкрики звучали все чаще и чаще, превращаясь вскоре в боевой клич. Будто бы мы гнали по лесу жертву нашей охоты и пугали ее. И все больше и больше голосов кричало. Все больше женщин поднималось, вставало на ноги и кричало в пустоту в диком хоре. Мы все сейчас бросали вызов судьбе, врагам и смерти. Как дикие звери звали тех, кто осмелится напасть на нас. Всех обуяло то же чувство, что и Киру. Все жаждали возмездия и были готовы кричать об этом. И море вторило нашему зову. Ветер снова раздул дырявый парус, а пенистые волны стали биться о борт корабля.