Отца, к слову, давно не видно. Мама не говорит про него, все время пытаясь отвлечь меня чем-нибудь вкусным или того лучше, запихивая мне в голову новые словечки. Я, в общем-то, не против, но интерес все же иногда просыпается. Во всяком случае, я просто надеюсь что с бородатым все хорошо — он классный мужик и очень часто смеется. Плохие люди так часто и так звонко не смеются.
В один из вечеров мама взяла меня на руки и, не закрепляя, как прежде, на шее, понесла куда-то на улицу. Когда я спросила, куда мы идем, она лишь загадочно улыбнулась и ответила, что мне понравится.
Идти пришлось недолго, и вскоре мы добрались до полянки недалеко от деревни, на краю темного леса с чертовски огромными хвойными деревьями. Я таких никогда еще не видела, и тут даже тот факт, что я все еще маленькое дитя, роли не играет — деревья и вправду были огромными.
Ярко горел большой костер. Мама села чуть поодаль и повернула меня так, чтобы я все видела. У костра собралась вся деревня, за исключением около двух десятков мужчин, включая моего отца. Старик, сидящий ближе всех к костру, держал на руках что-то вроде странной по форме лиры и смычок.
— Это тагельхарпа, — улыбнулась мама.
И с первым ударом смычка по струнам инструмента меня захлестнули эмоции.
Музыка нежно прокатилась по равнине, будто бы обволакивая всех присутствующих своими чарующими звуками. Вслед за тагельхарпой послышались женские голоса. Пение девушек и женщин было чем-то средним между плачем и стонами, очень чувственные звуки. Слова я не разбирала, но они и не были важны. Звук инструмента и пение девушек будто бы резонировали друг с другом, идеально подходя по звучанию и усиливая звук многократно.
Ритм ускорялся, пение становилось все больше похоже на что-то веселое, вроде детской дразнилки. Люди брались за руки, вставали вокруг костра и танцевали. Их ноги будто бы сами подхватывали ритм музыки, юноши и девушки кружились в диком хороводе, а их тени плясали, сливаясь с дрожащим светом пламени. Казалось, будто бы сами их души рвались наружу, танцевали в густых ветвях деревьев и уносились прочь из этого мира туда, где было только счастье и пляски у костра.
С севера подул прохладный ветерок.
Лето кончилось, и люди весело провожали его в надежде, что совсем скоро оно вернется.
Глава 3: Холода Севера
Снег выпал спустя два месяца, если ничего не напутала со счетом. Мама закутала меня в теплую шкуру и вынесла на улицу, когда начался снегопад. Люди в деревне радовались приходу зимы, несмотря на то, что для них это означает приход голодных времен. Впрочем, тут не уверена, ведь так и не увидела, возделывают они поля и дошли ли до такого уровня развития. Хотя хлеб-то откуда-то достали…
По улице, уже припорошенной снегом, бегала детвора. Малышня самых разных возрастов в этот короткий миг смены теплого лета на холодную, снежную зиму наконец-таки не разделялась по полам — все, и девочки, и мальчики, играли вместе. Бросались снежками, собирая голыми ладошками жалкие крохи снега с земли, смеялись и радовались жизни. Где-то внутри почувствовала легкий укол зависти — я тоже так хочу! Увы, но в моем текущем состоянии могла разве что ползать, куда уж мне бегать.
Мы прогулялись с мамой по деревне. Везде кипела жизнь, будто бы люди вокруг лишь больше оживились с приходом холодов. И, что удивительно, почти все они были очень уж легко одеты для такого сезона. Многие и вовсе не поменяли легких рубах, которые носили летом! Проходя мимо особенно большого дома, мама остановилась, увидев на крыльце женщину в длинном темно-зеленом платье и с меховой накидкой на плечах. Ее морщинки у глаз делали ее похожей на добрую, заботливую бабушку, а теплая улыбка и легкий кивок в ответ на поклон мамы дали мне понять — это либо глава деревни, либо его супруга.
— Здравствуй, мудрая Офа! — улыбаясь, поздоровалась мама.
— Здластуй! — повторила я. Все же некоторые звуки давались с трудом из-за отсутствия нормального набора зубов.
— Гуу винтерь вам, мать и дочь. Ты решила шаво ее мне, слютт?
— Мы просто проходили мимо, но я трорьяг Майя будет рада поговорить с вами.
Уверенно кивнула. Все же лучше строить из себя смышленую милашку, которая всем нравится.
— О, правда? — Офа улыбнулась. — Я фьор ленгга хотела бли кьент с тобой, Майя.
— Ох, простите, мудрая Офа. Она еще не знает таких слов…
В ответ на извинения женщина тихо засмеялась.
— Нет нужды извиняться! Ваша дочь утролле сматт! На своем веку я еще не слютт детей, которые бы разговаривали в зекс монттар.
— Майя сматт! — игриво показала язык. Надеюсь, что поняла контекст разговора верно.
Мама и Офа развеселились.
— И как ты чувствуешь себя, маленькая? — женщина подошла к нам и ласково погладила меня по щеке.
— Я хорошо, люблю кушать рыбу и хлеб, — ответила, миленько улыбаясь.
Офа явно была довольна моими словами.
— Ты станешь хорошей девушкой, Майя. И прекрасной кунна и матерью.
— Майя не мама, нет! — возмутилась. Еще чего?! Вдруг из меня еще один Дима вылезет, а мне потом отдуваться!
Прежде чем Офа сказала еще хоть слово, я почувствовала то, чего не ощущала уже долгое время. В носу странно защекотало. Раздался громкий чих. Будь я постарше, за такую грубость на меня бы как минимум косо посмотрели. Но младенцу все прощается.
— Видимо, Майе пора домой, — улыбнулась напоследок Офа. — Хорошего дня вам, мать и дочь.
Мама еще раз поклонилась, и мы пошли домой.
Уже когда подходили к нашему скромному жилищу, почувствовала неладное. Холод, который до этого лишь приятно колол щеки, теперь разливался по телу, и я начала мелко дрожать. Мать не могла не заметить этого, когда раздевала меня.
— Боги… Ты вся горишь! — с ужасом произнесла она, испуганно прикасаясь пальцами ко лбу. — Майя, полежи пока здесь! Не вставай!
Она быстро укрыла меня шкурой и выбежала из дома. Полежать на месте? А чего еще делать? Знобит, это ясно как божий день. В теле дикая слабость, и постоянно чихаю. Все лицо уже в соплях, мерзость. Ну и где эта женщина, когда она так нужна? Я в соплях вся, мама!
— Мама! Мама! — от ощущения собственной беспомощности стало по-странному грустно, и не смогла сдержать громкого плача. — Мама-а-а!
Буквально через полминуты родительница ворвалась в дом, едва не сняв дверь с петель. Следом бежал Шаман, который помог ей подняться с колен, когда она упала около кроватки.
— Майя, Майя, тш-ш-ш… — чуть ли не в слезах дрожащим голосом принялась успокаивать.
Рукавом платья стала вытирать мое лицо, но я лишь больше чихала.
— Привет, Майя, — хитро улыбнулся Шаман. — Блю сик, м?
— Привет, какашка, — к сожалению, других оскорблений не знаю. — Уйди!
Шаман громко засмеялся, дом наполнился звуком его басистого, слегка хриплого смеха.
— Конечно уйду! Так, Хельга, отойди-ка.
Мама послушно отошла от кроватки, положив меня обратно. Шаман приложил руку ко лбу. Не смотря на мою беспричинную нелюбовь к этому кадру, чувствую, сейчас он единственный, кто не даст мне умереть еще во младенчестве.
— Она горячая. Хельга, неси тряпку и холодную воду.
— Да! — энергично кивнула мама и убежала прочь, прихватив пустую бадью.
Я осталась наедине с Шаманом. Он ничего не делал, лишь вглядывался в мои глаза, будто бы все еще пытаясь понять, что скрывается за милых личиком ребенка.
— Почему ты такая сматт, Майя? — вдруг спросил он.
— Что такое сматт? — тяжело дыша, спросила. Он в ответ указал двумя пальцами себе на лоб, а затем мне. — А-а, умная! Я умная, да!