— Но как..? — прошептала я.
— Взгляни на мир своими глазами!
Я резко вдохнула полную грудь воздуха и почувствовала, как в лицо мне бьет ледяной, соленый ветер, разрывающий серое небо. Я неслась в высоте, летела на черных крыльях с серебряным блеском на кончиках перьев, а подо мной проносились северные леса с густыми тенями меж хвойных ветвей.
Ун вдруг пулей бросился вниз, сложив крылья по бокам. От ветра хотелось закрыть глаза напрочь, но я совершенно не могла этого сделать — словно я была лишь зрителем того, как же хорошо быть… Свободным. Как прекрасно плавать в облаках, разрезать их черными крыльями и смотреть на копошащихся внизу людей свысока.
Ворон резко раскрыл крылья и стал планировать над узкой тропой, выходящей из густого леса и виляющей в поле, усеянном валунами и скалистыми холмами. По тропе шел одинокий странник в шкуре животного, с черепом оленя, надвинутым на лицо. Это был Хьялдур, и он спешно направлялся на север, в сторону Скагена. Даже сейчас, когда люди отвернулись от меня и него, он идет туда, но не дабы найти приют, а чтобы сделать то, что хотела сделать я — попросить Ярла о помощи.
Уже через несколько секунд Ун резко развернулся и, взмахнув крыльями, в одно мгновенье оказался над гнилым фьордом, где причалили наши драккары. Он летел над верхушками деревьев, под которыми виднелись крохотные огоньки костров, а на берегу крепкие мужчины вытаскивали из воды драккар. Старик Кнуд руководил ими, они переворачивали корабль вверх дном.
Еще через секунду ворон сел на скрипучей ветви ели и стал смотреть вниз, на лагерь. Я не могла слышать ничьих разговоров, однако видела, как мать Варса и Снорри со слезами на глазах стояла на коленях перед Офой. Вперед вышел Варс, что-то сказал. Один из мужчин, что стояли вокруг, похлопал его по плечу, и Офа, развернувшись, ушла прочь.
А еще через мгновенье я будто бы упала обратно в свое тело. Дико кружилась голова, во рту пересохло, а зрение никак не могло ни на чем сфокусироваться.
— Живи, воровка. Думай. Будь хитрой. Не позорь меня, — раздался в голове ехидный голос ворона.
— П-подожди… — вздохнула я, но ответа уже не последовало.
Я обессиленно разлеглась на руках спящей матери, медленно приходя в себя и глядя наружу, на затянутое тяжелыми, свинцовыми облаками небо. Медленно но верно мое сердце успокаивалось, я перестала так безумно потеть, а зрение стало приходить в норму. Но, однако, как бы я ни старалась, я не могла так же остро и четко разглядеть отдельные ветки у вековых деревьев или узоры на кучерявых облаках. Видимо, такова плата за то, чтобы взглянуть на мир глазами того, у кого я их украла.
А теперь мне нужно было действительно подумать о многом. Прийти в себя, наконец, и поразмышлять о том, как я оказалась в таком положении, и что мне с этим делать.
Но, черт возьми, я все еще жива. Я ведь все еще не умерла, верно? Хотела, но не умерла!
Мама к этому моменту уже проснулась, но вид у нее был крайне плачевный. Все, что она сейчас могла — тупо пялиться в стену, в сырой, острый камень, окружавший нас. Она была полностью опустошена эмоционально и, быть может, отдала мне свои последние силы. Потому что знала — я могу все исправить. И я исправлю.
Во рту дико першило от жажды. Губы потрескались и кровоточили, но у меня не было времени обращать на это внимание. Впрочем, вскоре к этим проблемам добавилась еще и абсолютная пустота в желудке, а выйти наружу не было никакой возможности — прямо у пещеры сидел молодой мужчина, максимум двадцати пяти лет от роду. Сидел и наблюдал. Выжидал, ожидая того, когда я решу вылезти наружу. Но этого не произойдет. Для таких целей у меня есть мои пиявки, а мне осталось лишь придумать, как передать им сообщение.
К вечеру у меня ужасно разболелась голова, а конечности начали неметь. Стало очевидно, что от голода и жажды у меня подскочило давление, но план вырисовывался в моей голове все отчетливее. Впрочем, в нем было довольно много переменных, из-за чего все становилось немного сложнее. И одной из таких переменных была Кира.
Говоря прямо — я не знала, что с ней случилось после того, как нас с матерью загнали в угол. Ворон не видел рыжего чертенка, как и ее бездыханного тела, а значит, она осталась жива. В этом, впрочем, я и не сомневалась с самого начала. Оставался один вопрос — где она сейчас? От того, как скоро она выйдет со мной на связь, зависело то, насколько успешным и своевременным будет мой план. А на исполнение того, что я задумала, у меня есть, по моим расчетам, всего три-четыре дня. И дело здесь вовсе не в том, что за эти четыре дня остатки влаги окончательно покинут мое тело, и я умру от обезвоживания, нет. Проблема была в том, что Хьялдур должен вернуться с помощью, уже когда все будет готово.
С этими мыслями я встретила закат, и все это время парень все также сидел напротив моей крохотной пещерки со скучающим видом. Нужно было что-то с ним сделать, иначе Кира при всем желании не сможет подобраться ко мне близко.
Я подползла ближе ко входу в пещеру, и парень вдруг вскочил на ноги, подходя ближе. Я невольно ухмыльнулась, глядя на него снизу вверх.
— Как твое имя? — спросила я, едва шевеля пересохшими губами.
— Хочешь мне зубы заговорить, колдунья?.. — довольно тихо ответил он.
Колдунья? А вот это уже что-то новенькое.
— Майя. Майя Бортдоттир.
— Свен… — вздохнул парень.
— Приятно познакомиться, Свен.
Черт! А что дальше-то? Дальше я разговор продумать не успела.
Увидев, что я не собираюсь вылезать из своей сырой и холодной тюрьмы, парень отошел обратно к стволу поваленного дерева и уселся, стараясь не смотреть в мою сторону.
— Я хочу пить, Свен.
— А мне-то какое дело?
— Никакого, — кивнула я. — Но я бы дала воды, если бы была на твоем месте.
— Ты?
— Да, я. Я не такая злая и ужасная, как тебе рассказывали.
Парень хмыкнул и отвернулся, будто бы разглядывая что-то в стороне берега. Там действительно было на что посмотреть — люди что-то делали с драккаром, однако дело было совсем не в этом, а в том, что мне повезло. Этот самый Свен слишком мягок для того, чтобы полностью согласиться с Офой, и сейчас для него я не только хитрожопое чудовище, но и просто маленькая девочка.
— И что с того? — вздохнул наконец он.
— Может не надо ко мне так? Со злобой.
— Ты этого заслужила. Мой брат умер из-за тебя.
— Твой брат? — спросила я и села поудобнее, оперевшись спиной об холодный камень. — Как его звали, Свен?
— Гундир, — пробурчал парень.
— Гундир? Из моей деревни?
— А тебе-то что с того? — раздраженно спросил Свен, взглянув на меня глазами, полными ненависти.
— Он работал на моей солеварне, — я прикрыла глаза, пытаясь вспомнить лицо человека, которому дала работу и надежду на будущее. — Он ведь был младшим в семье, так?
— Угу, — тихо ответил Свен.
— И у него не было земель.
— Заткнись, Майя Бортдоттир, — зло отрезал мой собеседник.
Я сдавленно усмехнулась в ответ на подобную грубость. Что ж… Заткнуться так заткнуться, хорошо.
Солнце все ниже опускалось к горизонту, и вскоре последний его луч осветил пушистые ветви елей, а затем огненный шар полностью скрылся за скалами фьорда. Подул холодный вечерний ветер.
Мой надзиратель приобнял свои руки, кутаясь в тонкую рубаху и пытаясь согреться. Мне же оставалось лишь мелко дрожать на ветру и вглядываться в сгущающуюся темноту снаружи, где я уже не в первый раз замечала, как двигается неприметная с виду кочка.
— Он не умер от голода в ту зиму, — тихо сказала я.
В этот же момент Кира сбросила с себя покрывало из сырого дерна, покрытого мхом и травой, и приставила обсидиановый нож друида к горлу Свена.
— Кира, нет.
— Майя! — шикнула на меня девочка, крепче прижимая стеклянное лезвие к кадыку парня.
— Отпусти.
Кира тихо, утробно зарычала и убрала нож за пазуху.
Свен лишь устало взглянул на меня. По нему было видно, что он очень не хотел быть здесь. Что ему было наплевать на мои распри с Офой, и что он понимал, что ситуация не такая однозначная, как это выставляет старуха. Это давало мне надежду на то, что еще есть шанс переубедить разумное большинство встать на мою сторону.