— Благодарю вас, Берта, — я кивнула ей и приняла у нее из рук свою порцию. — Но все же я не могу вечно быть рядом с ней. На моих плечах судьба всех людей вокруг.
— Да знаем мы, знаем, — отмахнулась она. — В твоем возрасте дети нормальные играются да проказничают, а ты старостой стала… Еще и мальчиков за собой утянула, да сиротку эту…
Берта тяжело вздохнула и покачала головой, с измученным видом глядя на меня.
— У меня есть одно условие, — она взглянула мне прямо в глаза.
— Какое же?
— Я не верю твоим клятвам, как и многие, но… Пообещай, что со Снорри и Варсом не случится ничего плохого. Я все равно не смогу оградить их от тебя, да? — с этими словами она взглянула на мальчишек, слегка улыбнувшись, и в ответ на это Варс уверенно кивнул, а Снорри что-то пробурчал себе под нос.
— Они — моя семья, Берта. А это все, что имеет значение, — я кивнула ей в ответ, однако на мои слова женщина лишь усмехнулась.
— Оно и видно, мать-то прям расцвела от твоей заботы…
Я хотела было ответить ей, но вовремя поймала себя на мысли, что это будет не самым разумным решением, и поэтому лишь молча скрипела зубами. Глубоко вздохнув, я тихо произнесла:
— Так будет лучше для нее. Спасибо за завтрак, Берта.
— Ступай с миром, — она махнула рукой на прощание.
Отойдя от палатки этой семьи, я с облегчением вздохнула. Одна насущная проблема была решена, и это не могло не радовать. И даже желудок теперь был не таким пустым, а значит, можно было начинать заниматься более серьезными проблемами.
Для себя я выделила целый список вещей, которые требовали срочного вмешательства:
Во-первых, у меня в лагере все еще была женщина, которой день ото дню лучше не становилось. Возможно, антибиотики могли бы помочь ей бороться с заражением, но вокруг не было ни одной аптеки или супермаркета, а я из прошлой жизни запомнила только лишь о чудодейственном влиянии подорожника на разбитые коленки.
Во-вторых, очень острым оставался вопрос с обеспечением жильем всех жителей деревни до наступления холодов. Люди все еще ютились в крошечным палатках, а кто-то и вовсе спал под открытым небом. Так мы не сможем пережить даже одну зиму, чего уж говорить о двух годах до первого сбора налогов.
В третьих, необходимо было поставить на поток ловлю рыбы и добычу жира для производства мыла. Дело в том, что предыдущие две проблемы, в общем и целом, можно было решить, если я сумею решить конкретно этот вопрос. И сейчас, глядя в сторону берега, я видела, как плотники устанавливают горизонтальные мачты для рыболовных сетей на оставшийся драккар.
Но стоило заняться всеми вопросами по порядку, поэтому я направилась в сторону одной из скал, где расположился наш небольшой госпиталь. Место это было выбрано не случайно — скала, нависающая над небольшой палаткой из шкур, позволяла укрыться от ветра хотя бы с одной стороны.
Еще издалека, на подходе к госпиталю, я увидела Хьялдура, который что-то увлеченно пытался растолочь пестиком в небольшой ступке.
— Эй, учитель! — крикнула я ему и он поднял взгляд. — Доброе утро!
— Какая же ты громкая… — вздохнул он, но затем улыбнулся мне. — Как ты?
— Голова побаливает, а в остальном хорошо, — отмахнулась я. — Как больная?
— Ни лучше, ни хуже. У нее жар, и я не могу его сбить, потому что у меня совсем не осталось трав. А вообще за ней следит тот парнишка.
— Парнишка? — задумчиво протянула я. — Свен? Он?
— Да-да, этот, — ответил Хьялдур и, кряхтя, встал на ноги, распрямляя плечи. — Говорит, мол, сейчас все равно лучше занятия не найдет.
— Угу, — кивнула я. — И какие у нас варианты? Ты можешь ее вылечить?
— Ну… — протянул Хьялдур и с грустью в глазах посмотрел на меня. — У меня и вправду не осталось лекарств. На этом склоне не растет ничего полезного. Теперь у меня осталась только одна идея.
— Какая же?
— Это… — он протянул мне ступку с порошком грязного белого цвета. — Это смесь из коры ивы, листьев березы и корня беловрянки.
— Порошок видений? — спросила я. — Как он поможет?
— Он облегчит ее боль, — ответил Хьялдур и снял с пояса небольшой полотняный мешочек.
Открыв его, он вытащил наружу маленькое, удлиненное каменное лезвие. Примерно такими же мои рабочие сверлили камень над фьордом.
— У меня не осталось идей, кроме как выпустить жар через голову.
— Чего?! — воскликнула я и от удивления выронила ступку с порошком.
Хьялдур в отчаянии простонал, падая на колени и глядя на то, как его снадобье уносит прочь ветер.
— Ну чего ж ты…
— Хьялдур, ты сдурел?! — снова закричала я и щелкнула ему пальцами по лбу. — Дырка в черепе ей не поможет!
— Из нее выйдет дурной дух, — твердо ответил друид. — И ей станет лучше.
— Не станет, поверь мне..! — взмолилась я, обхватив его голову руками за щеки и глядя ему прямо в глаза. — Ее болезнь не от злых духов, а от крошечных животных, которые попали в ее кровь.
— Каких таких животных? — ворчливо переспросил он, подняв бровь и от раздражения забавно двигая усами.
— Они называются бактерии, учитель. Почти все болезни происходят, когда бактерии попадают в тело человека и начинают там размножаться. А внутри тела, в крови, есть охотники, которые истребляют этих животных, племя "иммунитет".
Хьялдур с серьезным видом оглядел меня, а затем тихо прыснул от смеха. Его плечи затряслись, он явно с трудом сдерживался, чтобы не засмеяться.
— Ничего смешного! — воскликнула я. — Я говорю правду! Это узнали люди из другого мира, из родины духа Дмитрия!
И, наконец, Хьялдур засмеялся в голос, обхватив мое тело своими огромными руками и прижимая к себе. Я запротестовала, стала пытаться вырваться, однако, когда друиду было весело, ему всегда дико хотелось кого-то обнять, а других жертв, помимо меня, вокруг не было.
Моим спасением стал Свен, уставшая морда которого высунулась из закрытой палатки.
— Тише! Она спит! — шикнул он на нас, и Хьялдур, с трудом сдерживая себя, перестал смеяться в голос.
— Извини, Свен, — громким шепотом ответила я ему.
И после получения извинений юноша скрылся в своей палатке, что-то пробурчав себе под нос.
— Хьялдур, я прошу тебя, не глупи. Позволь мне заняться ее лечением, — я наконец смогла оттолкнуть друида от себя и с серьезным видом посмотрела ему в глаза.
— Нет, — отрезал он. — Никому не позволяется врачевать с непокрытой головой.
Я нахмурила брови, отчаянно пытаясь понять серьезность сказанного.
И с одной стороны, я и вправду не видела, чтобы он лечил кого-то без своего оленьего капюшона. Но с другой стороны, сейчас не время вредничать!
— Хьялдур, пожалуйста… — взмолилась я.
— Нет, — так же твердо ответил он. — И не проси. С непокрытой головой врачевать нельзя.
— Ну так дай мне свою шапку!
— Мою Ними?! — воскликнул он, снимая капюшон с немытой головы и обнимая его, словно ребенка. — Нет уж!
— Хьялдур!
И вдруг друид загадочно улыбнулся. Я непонимающе взглянула на него, но он лишь молча натянул капюшон обратно на голову и встал на ноги, отходя к палатке. Рядом с ней покоился большой мешок с его вещами, в котором он принялся что-то активно искать.
— Видишь ли, Майя… — начал он. — Ты не друид. Пока что. Я не могу дать тебе это, — с этими словами он убрал прядь волос со своей шеи и указал пальцем на татуировку в форме дерева с пышной кроной и огромными корнями. — Но…
Он наконец повернулся ко мне. В его руках был изящный капюшон из перьев ворона, скрепленных между собой причудливым узорчатым плетением.
Я не смогла произнести и слова и лишь завороженно смотрела на то, что могла бы назвать настоящим произведением искусства. Одного лишь взгляда на капюшон хватило бы, чтобы понять, как много часов кропотливого труда было вложено в изготовление такой красоты.
— Но… Хьялдур… — наконец выдавила я из себя, и друид тихо засмеялся. — Когда..? Сколько ж воронов ты убил ради…
— Ни одного, — он широко улыбался. Сделав шаг в мою сторону, он опустился на одно колено и аккуратно надел капюшон мне на голову, не забывая подвязать его крепким шнурком под подбородком. — С того самого дня, как ты впервые появилась на пороге моего дома с отцом, я понял, что ты от меня не отвяжешься.