Честно надеялась, что мать не окажется такой мягкосердечной. Но мои надежды рассыпались в пух и прах, когда эта мелочь дружным коллективом стала уплетать кашу из НАШЕГО зерна, которого, напомню, у нас и так немного. Женщина заметила мой злобный взгляд, направленный на других детей. Присев рядом, стала гладить по голове и говорить, что важно делиться с другими тем, в чем они нуждаются. Ну да, а то мы в еде уже потребности не испытываем.
И в конце концов, это и принесло проблемы. Зерно стало стремительно заканчиваться, а с каждым разом мама кормила все больше чужих детей. Из-за этого пришлось сильно экономить, несмотря на рыбу, которую приносили нам благодарные соседи. Через пару недель я стала замечать, как у матери начинают появляться впадины на прежде круглых и красивых щеках, а руки стали похожи на ветви деревьев зимой — такие же тонкие и сухие.
На моем питании это тоже заметно отразилось. Хоть мама и пыталась дать мне как можно больше, она не могла управлять своим телом и заставить молоко сочиться, как у дойной коровы. Из-за голода его становилось все меньше. К счастью, я теперь тоже могла кормиться кашей, что немного смягчало положение. И все же жизнь зимой оказалась не сахаром, и живот от голода тянуло все чаще и чаще. Старалась не плакать и не обращать на это внимание матери, но иногда эмоции младенческого тела все же брали надо мной верх, и я начинала реветь. Прости, мам, я не специально.
В конце концов, зерно кончилось. Еды больше не было, а того, чем делились с нами соседи, не хватило бы досыта накормить маму, чтобы она уже смогла кормить меня грудью. Мы провели целый день в тишине, без еды и с ноющими от голода животами. Вечером, не говоря ни слова, она взяла меня на руки и положила не в мою кроватку, а рядом с собой. Уверена, что она хотела помочь мне. Возможно, подкинуть под дверь к кому-нибудь побогаче или оставить на морозе, чтобы я не мучилась. Но ей не хватило смелости. Сдалась, но выбрала самую долгую смерть и просто легла вместе с маленькой мной на кровать в ожидании старухи с косой. Черт, недолго я продержалась во второй раз.
Разбудили нас крики радости, смех и музыка снаружи. Какая-то девушка бежала по деревне, разнося радостную весть. Остальные толпами вываливали на заснеженные улицы, радуясь и встречая тех, кого мы ждали больше всех.
Мужчины вернулись. Папа вернулся.
Мама выбежала на улицу, забыв даже как следует укутать меня и бросилась в толпу, ища взглядом своего мужа. Вернулось очень много мужчин, но среди них было трудно найти кого-то конкретного. Через полминуты и я, и мама уже начали было беспокоиться — у нас с ней вообще эмоции часто совпадают — но я заметила нашего бородача первой и, махая ручкой, стала кричать:
— Папа! Папа пришел! Мам, папа пришел! Па-па-а-а!
Она тут же бросилась к нему, и мужчина, покрытый свежими ссадинами и порезами на лице и руках, своими огромными лапищами обнял нас гулко смеясь. Звук его радостного голоса был похож, клянусь, на рев чертова медведя. Но рев этот был так сладок и так приятен слуху!
У всех мужчин при себе было оружие, а в большой телеге они тащили блестящие штучки, маленькую горстку монеток и мерзлые туши, зерно и покрытый инеем хлеб. Мы были грабителями, но какая, к черту, разница, если эти суровые, жестокие мужики делают это ради счастья и смеха детей?
Я звонко засмеялась.
Время шло. Зима закончилась так же быстро, как и началась. Все в деревне почувствовали дуновения теплого ветра, принесенные морем. Вслед за ними ледяные волны смыли с неба серые тучи, и выглянуло долгожданное солнце. Нам с мамой повезло — судя по всему, мы довольно хорошо перенесли зиму, в отличие от некоторых. Глава деревни пытался помочь всем, но в конечном итоге героем этого года стала мать, благодаря которой от голода умерло всего несколько детей, по пальцам можно пересчитать. По меркам моего прошлого мира это звучало бы ужасно. Но здесь, в этом времени, это стало настоящим счастьем. Деревня пережила эту зиму. Жизнь продолжается.
Когда снег почти везде растаял, люди на улицах стали готовиться к сезону посевов. Может даже настало время собирать озимые культуры. Мама стала часто сидеть вместе со мной у открытого окна без стекол, с одними только ставнями. Не смотря на то, что люди были измучены голодом и холодом, я с жадным удовольствием разглядывала их, радующихся приходу новой весны. Кто-то тащил каменные и полностью деревянные тяпки, у кого-то нашлись даже лопаты, в общем — деревня оживала от сна длиной в сезон. Отца опять видела редко — он одним из первых ушел добывать пропитание, то с луком за плечами, то с внушительного размера тяпкой.
Возвращался он уже после заката, но всегда приносил домой или огромный кусок туши лесного зверя, или корзину диких растений — овощей, ягод и кореньев. Последним, правда, должна заниматься моя мама. Как поняла, отец отчаянно старается уберечь ее от этой участи, напирая на тот факт, что ей нужно следить за мной. Вот еще! Между прочим, я почти что самостоятельная личность! Да, ходить еще не научилась. Разве что с прочной опорой, да и то неуверенно, но могу уже дома одна посидеть!
В очередной раз папа вернулся домой, когда на небе уже сияла луна, и в ее холодном свете, просачивающемся через открытое окно, красиво мерцала пыль. Родители уселись за столом, ужиная чем-то вроде похлебки. К моменту его прихода, она уже сотню раз успела остыть, и еще больше мать ее подогревала. Но мама даже и не подумала о том, чтобы сесть за стол без своего мужа.
Ужинали они молча. Разве что изредка о чем-то переговаривались и тихо смеялись, дабы не разбудить, как они думали, спящую меня. Но я-то тоже не пальцем деланная! Давно уже назревал разговор, на который папа своим измученным видом так и нарывался.
Тихо сползла с кроватки, благо что она была довольно низенькой и, опираясь на стену, стала подходить к родителям, подобно тени в тихой ночи. Я — ниндзя, я — сама смерть и ужас. Ну, так думала, а по факту представляла из себя шатающееся из стороны в сторону существо, которое и на ногах-то еле стоит.
Они заметили меня довольно скоро и молча смотрели вытаращенными глазами. Мать заговорила первой:
— Любимый, Майя… ходит.
И в этот момент поняла, что меня вот точно заметили. Смысла скрываться в тени больше не было, и я попыталась подойти к ним уже без опоры, но через пару шагов плюхнулась на четвереньки. Мать тут же вскочила и бросилась ко мне, но я лишь посмотрела ей в глаза и язвительно спросила:
— А ты не зна-а-ала?
По привычке показала ей язык, и она рассмеялась. Подняла меня на руки и, усадив меня на колени, села за стол, возвращаясь к ужину.
— И почему же ты не спишь, вороненок?
Она начала называть меня так уже довольно давно, но лишь пару недель назад узнала значение этого слова. И, черт возьми, мне нравится это прозвище!
— Хочу с папой говорить.
— С папой? Ты что же это, папу любишь? — сюсюкающим тоном произнес огромный, бородатый мужик напротив, а я в ответ лишь поморщилась.
— Она не любит, когда так… — мама наклонилась вперед. — Майя умная, как ворон. Ей нравится, когда с ней говорят на равных.
— Вот как? — отец усмехнулся. — Что ж, дочь моя, давай поговорим. Ты, наверное, соскучилась? Или хочешь, чтобы я тебе что-нибудь подарил? Куклу, да?
Он очень хотел угодить мне. Было видно, что за суровой северной внешностью скрывается душа любящего отца и заботливого мужа, и меня всегда это подкупало. Если он творил что-то ужасное, я точно знала, что все это не просто так. Папа для меня самый добрый человек в этом мире.
— Соскучилась! — уверенно заявила, кивнув. — Папы дома нет!
— Но папа ведь работает, вороненок. Чтобы было что кушать.
— А я хочу папу дома, чтобы когда солнце!
Оба родителя умиленно улыбнулись. Черт, все-таки сложный у них язык. Ну ничего, еще привыкну.
— Папа, я сама могу быть!
А вот после этих слов улыбка исчезла с лица отца. Его нынешнее выражение можно было описать разве что, как озадаченное.
— Папа, тебе трудно. И мама хочет помогать тебе. А ты не разрешаешь.