Эти сведения Лене и были нужны. Он прикинул, что завтра или послезавтра установят – от чего ушел в иные миры Коверкотов, а после этого начнут искать виновников очевидного преступления. И в первых подозреваемых опять же может оказаться он: Волохов Леонид Максимович.
Старушки во дворе продолжали негромко и озабочено обсуждать происшествие, не столько пугаясь смерти Коверкотова, сколько страшась своей собственной, для многих уже скорой, кончины. Леня сел в машину, выехал со двора и остановился, чтобы разобраться в собственных мыслях.
Не оставалось сомнений, что старик Коверкотов пал жертвой своих розысков. Пришибли его не в квартире – не было на теле его стеганной куртки, тапочек, а лежал он на полу в грязном, мокром пиджаке и заляпанных глиной туфлях. Получалось – из последних сил добрался до дому, чувствовал себя плохо и пытался вызвать врача. Но откуда он пришел?
Если судить по следам мела на пальцах, то он был в той самой биллиардной, которую отметил в телефонном справочнике. А уже в биллиардной искал маркера, даже знал его имя – Прыщ.
Так или иначе, решил Леня, но на биллиардную в Химках и маркера следовало взглянуть. Просто из любопытства.
Поиски биллиардной заняли непродолжительное время – уже возле рынка в Химках Лене указали, что биллиардная здесь только одна, поскольку второй уже негде было бы развернуться, и находится она невдалеке от трассы «Москва – Санкт-Петербург», называется «Золотой шар».
Лене поехал в указанном направлении и без всяких плутаний почти тот час обнаружил вывеску над полуподвалом, возле которой перекуривали несколько мужчин. Как оказалось – ждали открытия биллиардной, в одиннадцать часов. Оставалось всего несколько минут и Леня отогнал машину за угол дома, в тень – день разгонялся опять ясный, безоблачный, к жаре. На стоянке уже парковался чистенький «опель-кадет» серебристого цвета и Леня пристроился рядом. Запирая машину, он рассеяно глянул на двух девочек, весело игравших с пушистым черным щенком и столь же безразлично подумал, что собачонка похожа на похороненого Принца. Хозяин ненадолго пережил своего пса. Больших ассоциаций у Лени не возникло, да и не могло возникнуть – Принца-Второго он не знал и видел его впервые.
Биллиардная уже открылась, когда Леня вернулся назад. Он спустился в игровой зал – пыльный, голый, прокуренный, освещенный лишь косыми лучами солнца, врывашимися скозь узкие полуокна. Завсегдатаи расхватали кии, маркер выдавал жетоны, определяющие время игры.
То что под левым глазом маркера светился припудренный синяк, верхняя губа рассечена, а правое ухо красиво распухло, Лене ещё ничего не сказало. Но реденькие нахальные усишки маркера, весь его жгучий испано-итальянский облик и ладная фигура – тут же переместили в сознании Лени эту личность на фотографию, стоявшую в металлической рамке возле спального ложа Лимоновой. Идентичность была полной. Такие лица запоминаются, даже если они и маскируются синяком под глазом.
Леня не знал, что ему делать дальше. Мертвый Коверкотов, крепко побитый маркер, запись в справочнике Коверкотова, фотография – все это сваливалось в одну кучу, но пока не имело между собой никакой связи. И самое опасное сейчас, понял Леня, неловкими действиями – разрушить эту возможную связь. Следовало лишь присмотреться и ретироваться, чтоб в покое, возможно при участии Васьки Блинова, продумать и сделать выводы из фактов очевидных, но необьяснимых.
Леня закрыд глаза, восстановил в памяти фотографию, лицо на ней, фигуру, потом уставился на маркера. Сомнений не было – он. Слащавый, сальный красавчик двадцати лет, в чем-то женственный, но с достаточно хорошо развитой мускулатурой. В бизнесе, а уж тем более на производстве таких «прыщей» не встретишь. Они обитают в зоне обслуги – используя свои внешние данные. Заветная мечта молодого «прыща» – выбиться на ТВ, а ещё лучше на эстраду, кривляться у микрофона перед истеричными до полного идиотизма поклонницами и купаться в ореоле славы. По всей России «прыщи и прыщихи» штурмовали эстрадные подмостки тысячными легионами и некоторые добивались успеха, поскольку их вокальные и сценические таланты ровным счетом никакого значения не имели – была бы наглость, удача, покровитель, башли, и – абсолютное отсутствие морали. Ровесники презирали удачливых «прыщей» и – люто завидовали им.
В тонком мастерстве биллиарда Леня ровным счетом ничего не понимал, кий в руке ни разу не держал, а потому и ушел из зала минут через пять. Но за то время он уже услышал, что маркера зовут Стасиком, а один грубый парень со следами похмелья на лице, дважды окликнул его: «Эй, Прыщ!» и маркер не обиделся, кличка была давней и он к ней привык.
Леня уже запустил мотор машины, уже выжал сцепление, когда увидел, как из-за угла торопливо выскочил Прыщ. Леня невольно тормознул, а Прыщ пробежал мимо, кинулся к серебристому «опель-кадету» и открыл багажник. Но не нашел там, чего искал, распахнул дверцы, нырнул в салон и, наконец, выдернулся из него с портфелем в руках. Затем в том же темпе поставил машину на сигнализацию и трусцой поспешил на свое рабочее место. Поспешные действия Прыща показались Лене не только суетливыми, но и откровенно испуганными.
Выждав несколько минут, Леня обошел «опель», присматриваясь к нему, словно покупать собирался. Номера оказались Московские из чего следовало несложное заключение, что жил маркер в столице, а работенку подыскал в Химках. Впрочем и Химки уже несколько лет, как числятся Москвой.
Панель управления автомобиля была густо заляпана всякими соблазнительными портретами кино-актрис, фото-моделей, болтались перед ветровым стеклом всевозможные куколки, под рычагом переключения скоростей лежала пачка «Кэмела», на задних креслах – одеяло и небольшая подушка, из под неё торчало серебряное горлышко бутылки шампанского. Судя по всему, Прыщ вел жизнь игривую, а автомобиль служил ему не только средством передвижения.
Свидание с Прыщом казалось неизбежным, но следовало к нему хоть как-то подготовиться, или знать, каких результатов добиваться при этом рандеву. А Леня не имел на руках никаких козырей, кроме разрозненных, хотя и достаточно весомых фактов.
Он уже включил зажигание, когда услышал неприятный лязгающий звук за своей спиной и обернулся, как всякий осторожный водитель реагирует на сигнала внешнего, за стеклами салона машины мира.
Оказалось, что открывали железный люк в полуподвал – им пользуются, когда загруэжают вниз крупногабаритные вещи. Люк открывали изнутри и Леня не удивился, когда наружу высунулась голова Прыща. Маркер озабочеенно оглянулся, потом выкинул наружу все тот же портфель (но уже пухлый, чем-то набитый) а следом за тем вытащил большой чемодан. Выкарабкавшись через люк, Прыщ прикрыл его за собой даже повесил замок, а потом подхватил свою поклажу и утремился к «опелю».
Леня слегка запоздал тронутся с места и Прыщ вдруг метнул на него испуганный взгляд, замер на месте и чемодан выскользнул у него из рук, грянувшись о земь.
Леня тут же выжал сцепление и тронул с места, глядя не столько вперед, сколько в зеркало заднего обзора. Он различил в удаляющейся панораме, как Прыщ подхватил чемодан и бросился к «опелю».
Прыщ панически убегал, в этом не было сомнений. Бежал с места своей службы, а может быть и вообще с места своего обитания, если судить по портфелю и чемодану. Причем – бежал тайно.
Леня выкатился на улицу и остановился метрах в пятидесяти от биллиардной, намереваясь проследить за развитием событий.
Ждать пришлось недолго. Серебристый «опель-кадет» выкатился из-за дома через несколько минут, а уже через секунду Леня понял, что совершил ошибку: набравший скорость «опель» резко тормознул и на мгновение Леня увидел расширенные, полные страха глаза Прыща, который смотрел на него сквозь опущенное стекло машины. Маркер не остановился, только притормозил, чтоб убедиться, что за ним следят. Убедился и – ударил «по газам» так, что колеса завизжали и серебряная машина рванулась к Москве.