В «опель-кадете» было, насколько знал Леня, никак не более тонны, но даже если бы он весил и все десять, все равно непонятно, почему машина сломала перила и соскочила с моста. Во всяком случае именно так читалась открывшаяся перед Леней картина – облака пыли на сухой дороге за мостом уже не было, в деревянных перилах ограждения моста зиял пролом. Можно считать, что в машине выбило рулевое управление и она кувыркнулась в реку. Или водитель был вдребезги пьян и не соразмерил ширину моста для своего маневра – на дороге все бывает.
Леня вышел из автомобиля и неторопливо добрался до сломанных перил.
Речка под мостом оказалась неглубокой. Серебряный корпус «опеля» порузился под воду не более чем на метр и был виден достаточно хорооо. Взбаломученная от падения машины тина и песок быстро уносились сильным течением и уже через минуту Леня мог разглядеть четко, что автомобиль упал в воду под косым углом, застрял капотом в тине, его слегка развернуло течением, а теперь машина очень медленно оседала на заднии колеса, слегка заваливаясь на бок. Обе передние дверцы были открыты – правая настежь, левая наполовину. В салоне никого и ничего не было видно, но можно было предположить, что водитель от удара о барьер перил завалился вниз, под рулевое колесо.
Песок и тина осели, «опель» плотно опустился на бок и Леня уже точно определил – салон пуст. Большого ума не надо, чтоб восстановить картину происшедшего: водитель потерял управление, проломил ограждение, ухнул в реку, от удара распахнулись дверцы и тело его течением вымыло из машины. Вместе с багажам, упакованным в непромокаемый, пластиковый мешок.
Леня оглянулся. Из сырого леса никто не выезжал, а за мостом, до горизонта расстилались просторые луга, на котором желтела пожухлая на солнце трава. Никакого движения нигде не примечалось – все словно обмякло, разомлело от жары и каждое лишнее шевеление доставляло страдание.
Леня спутился с моста и неторопливо зашагал вниз по течению реки. Шагов через шестьдесят русло за излучиной неожиданно расширилось, река словно обмелела, затон на противоположенной стороне оказался густо заросший камышами.
Леня остановился, оглянулся и громко крикнул.
– Эй, Прыщ! Я не киллер! У меня и оружия нет!
Ему никто не ответил, где-то за спиной прокаркала ворона, уместившаяся на суку одинокого, высохшего дерева.
– Прыщ! – снова закричал Леня. – Нам просто надо поговорить! Тебе же польза будет! А потом прячься где хочешь, я никому ничего не скажу!
Через несколько секунд камыши на другой стороне затона зашевелились и мокрый Прыщ с открытым портфелем в руках вышагнул на прибрежный песок. Из портфеля он уже выташил длинный пистолет с тонким дулом и разглядеть с расстояния метров в пятнадцать настоящее это оружие, или какая-нибудь игручешечная подделка, Леня не мог.
– Шевельнешся, буду стрелять! – прокричал Прыщ.
– Ладно, я только поближе подойду, чтоб нам не орать. – ответил Леня миролюбиво и, чтобы совсем успокоить Прыща, неторопливо скинул кроссовки, джинсы, ветровку и медленно принялся переходить затон. И даже руки поднял, чтоб показать, что на теле у него никакого оружия нет.
Но Прыщ был осторожен и напуган – едва Леня погрузился по грудь, как крикнул.
– Стой на месте! Хватит! Я тебя хорошо слышу!
Леня остановился и спросил первое, что пришло в голову.
– Ты от кого бежишь, Станислав?!
– А сам не знаешь?! – напряженно выкрикнул маркер. – А если не знаешь, то и не спрашивай! Для тебя же будет лучше!
– Если это круыте парни, Станислав, так ведь они тебя и в Латвии найдут.
Прыщ дернулся и ответил слезливо.
– Не найдут. Там я для них не опасен. Ну, а ты чего хочешь? Только стой на месте я стрелять буду!
– Стою, стою. Ты у Лимоновой в любовниках был?
Прыщ презрительно засмеялся.
– Драл старую галошу! Блевал, а трахал! Такая зараза, похуже любой проститутки.
– Куда тебя возила? На Канары?
– На Крит. А ты откуда знаешь?
– Да фотография твоя у неё на столике стояла... Там море, яхты и ты.
– А у тебя к тому что за интерес? – Прыщ уже успокоился настолько, что опустил пистолет. Но любая попытка рванутся к нему была обречена на неуспех – пока выберешся из воды, да будешь продираться через камыш, легкий Прыщ если и не выстрелит, то убежать успеет далеко.
– У меня простой интерес. рассудительно ответил Леня. – Я вместе с ней работал на фирме.
– Подожди, ты не Ленька Волохов?! – Прыщ весело расхохотался. – Она говорила, что у неё на фирме есть здоровенный лох, глупый как осел! Она на тебя глаза положила, к себе в постель хотел отволочь, да я тебя обогнал!
– Кто её убил, Прыщ? Ты?
Парень даже плюнул от возмущенимя.
– Тупой ты, френд! На кой хрен мне её убивать?! Я возле этой стервы, как сыр в масле катался. Даже автомобиль мне подарила! Жалко, что утопить его пришлось. Ну, да черт с ним. – испуг вернулся в его глаза и он заговорил быстро. – Только я её не убивал! Мне это ни к чему. Курицу не режут, если она золотые яйца несет.
– Откуда у неё золотые яйца, Станислав? – Леня даже рукой безнадежно махнул. – Она зарабатывала не так, чтоб тебе автомобили дарить.
– А черт её знает, откуда! Мне это без разницы. Такие плотоядные старухи, как в раж войдут, так ради мальчиков где хочешь деньги раздобудут! Им все по фигу, хоть Храм обворовать, хоть младенца продать! Загашник у неё был, может, какой семейный капитал. И на меня хватило, и как я думаю, ещё досточно осталось.
– За этим остатком идет охота? Из-за этого её придушили?
На мгновение Прыщ призадумался, почесал дулом пистолета за ухом.
– Там настоящими башлями пахло, да теперь ни тебе, ни мне не достануться!
– Кому тогда?
– Слушай, Волохов, я тебе и так уже сказал слишком много. Не по зубам тебе это наследство, не рыпайся.
– Да. Кончено. – согласился Леня, чувствуя, что под теплой водой ноги его погружаются в тину, словно в ледяную ваннну. – Наследство, наверное, её племяннице достанется. Виктории Лобовой.
– Ни хрена ей не достанется! – со смаком возразил Прыщ. – Никому ни черта не достанется, это точно! Старая шлюха все надежно упрятала! Мечтала меня на крючке долго держать, скупердяйка! Давала мне жить, понятно. Но, как рабу, не так, как мне хочется. Брось ты это тухлое дело, безнадега полная. Она все свои капиталы в заграничный банк положила. Может на том же Крите. Тебе до башлей не дотянуться, так что кончай бодягу.
Леня уже понимал, что как бы он не заверял этого циничного парня, что капиталы Лимоновой ему не нужны – Прыщ его не поймет: такого, с его точки зрения, попросту и быть не могло. Он понимал только вещи вульгарные и для каждого человека очевидные: есть деньг – есть человек, а без оных и личности не существует. Леня изобразил предельную наивность и сказал.
– Коль ты от этого дела отвалил, я все-таки поищу её наследство.
– Как, олух? – засмеялся Прыщ.
– Ну, племянница Лимоновой прямая наследница, других нет....
– Я же тебе сказал, сперва надо найти, где и что упрятано. А племяницу уже другие люди пасут! Так что ты моих ошибок не повторяй, а то тоже смываться придется. Все, что ли? Имеешь ещё вопросы?
– Кто Вику пасет?
– Не те вопросы задаешь, френд! Один старикашка тоже очень был любопытный. Так по черепу получил, что и копыта в космос откинул!
– Это я знаю. Коверкотов.
– Может и так, я фамилией не интересовался. Бывай здоров.
Прыщ нырнул в камыши, а Леня ещё стоял в воде, лихорадочно подыскивая более сушественные вопросы, которые , само собой, придут на ум где-нибудь через пол-часа.
Он выбрался на берег и уже натягивал джинсы, когда с другой строны затона послышался голос Прыща.
– Эй, лох! Я тебе ещё кое-что скажу, но не задарма, конечно!
– Ну?
– Даешь слово, что никому не скажешь, как я здесь свою смерть изобразил?
Леня отбросил джинсы и снова шагнул в воду, погрузился по пояс.
– Меня про тебя никто спрашивать не будет. Только смерть ты свою плохо сделал. Сам подумай, менты тоже не дураки, рано или поздно сообразят, что раз твоего тела не нашли, то ты получаешся живой.