— А там у вас действительно мусор? — с сомнением показал оперстненным пальцем свидетель. — Настоящий мусор?
Дормидонт не счел нужным ответить. Все и так ясно читалось у него на лице.
— Знаете, — после некоторого раздумья сообщил свидетель. — В этом вопросе вы, пожалуй, лучше нас разбираетесь. Мы же можем лишь указать вам, что не стоит спешить с решениями. Обдумайте, прежде чем что-либо совершить. Ибо несовершенное вызывает у нас сожаления меньше, чем совершенное.
— Знаете, — сказал Дормидонт. — Вообще-то нам некогда.
Свидетели неожиданно потеряли всякий интерес и повернулись к Дормидонту с Христиной напряженными спинами. Даже говоривший за всех. На спине его был нарисован глаз. Не человеческий. Скорее кошачий.
Дормидонт с Христиной не стали более испытывать судьбу и пошли прочь. Многоголовая толпа погрузилась в зловещее молчание.
Христина двигалась за Дормидонтом молча. Ей очень хотелось говорить, но она не знала о чем. В какой-то момент Христине показалось, что у Дормидонта в ведре на самом деле ничего нет. Он так легко и свободно махал им, словно выступал на арене цирка с комическими фокусами. Христина стала ждать, когда из ведра вылетят голуби или потянется серпантин, но они все шли и шли, а ничего подобного не происходило.
Попрыгав по бетонным плитам, Христина и Дормидонт добрались до выхода с пустыря. Здешний выход выглядел менее мрачно, чем вход.
Насыпь пронзала толстая труба. По ней можно было идти, почти не сгибаясь, разве что только почтительно склонив голову.
Навстречу попался незнакомец. У него имелся мутно-тяжелый взгляд и легкое безумие в постоянном движении тонкой шеи. Он остановился и уставился на идущих.
— Вы же не пустота, — сказал Дормидонт, — а нам тут пройти надо.
— А я, знаете ли, — признался незнакомец, — крупный специалист по выходам.
Он раззявил пальто и извлек из кармана большой кухонный нож. Дормидонт сглотнул следующее слово, которое хотел сказать. Христина полуприсела на ослабевших коленках.
— Вы же не собираетесь… — холодными губами прошептал Дормидонт, уверенный, что именно это незнакомец и собирался сделать.
— Собираюсь, — жестко подтвердил незнакомец.
Христина с воплем прыгнула вперед, как дикая кошка, и сунула лакированные коготки в лицо мужчины. Он охнул от неожиданности и неумело пырнул Христину ножом. Попал в плечо. В бесстыжих его глазах мелькнул испуг. Он с непониманием смотрел на свой нож.
— Я же не хотел, — прошептал незнакомец.
— А секунду назад вы сказали, что хотите, — возразил Дормидонт, ловя падающую Христину.
— Я только попугать собирался! — жалобно воскликнул мужчина и бросился прочь, кинув орудие преступления.
Христина стойко переносила страдания. В плече дамы была свирепая рана, кровь заливала грудь. Губы Христины шевелились. Дормидонт приблизил к ним ухо. Он надеялся, что сумеет хоть что-нибудь разобрать. Но это оказалось бесполезным. Христина шептала на незнакомом языке. Часто повторялось лишь одно смутно знакомое слово «Глория».
Дормидонт поднял Христину на руки и понес.
Дома он перевязал ей рану, накинул на плечи лапсердак и дал выпить чай с ликером. Она держала кружку дрожащими пальцами, и Дормидонт стоял рядом с протянутыми руками, готовый поймать кружку, если она выпадет. Христина выпила совсем немного. Пальцы стали слабеть. Она, похоже, забыла о существовании кружки. В последний момент Дормидонт выхватил кружку из ее рук и торопливо допил остаток. Чай с ликером уже остыл, но терпкий вкус приятно взбодрил все члены. Дормидонт встрепенулся.
— Ты уже отнес мусор? — тихим голосом спросила Христина.
— Нет, — сказал Дормидонт и подумал, как это она может думать о таких вещах в такое время. — Да как ты можешь думать об этом! — добавил он.
— Отнеси, — твердо сказала Христина.
Дормидонт встал.
— Я боюсь за тебя, — объявил он.
— Ничего, я уже гораздо лучше себя чувствую, — уверила Христина и неуверенно улыбнулась. Уголки губ дрогнули. — Запах… Я ведь больна все-таки. Выкини мусор, любезный…
— Я сейчас! — встрепенулся Дормидонт и пулей вылетел из комнаты. Схватил ведро в коридоре, выскочил за дверь и скатился по лестнице на запруженную народом улицу. Сотни людей шли с мусорными ведрами, у каждого под мышкой была газета и на носу — очки.
— Что случилось? — закричал Дормидонт в ухо первому встречному.
— Траур, — объяснил мужчина в твидовом костюме. — Сегодня было нападение на представителя власти, представляете? — Дормидонт кивнул, представив себе оторвавшуюся от милиционера пуговицу с улыбающимся ртом. — Так вот, — радостно ухмыльнулся твидоносец. — Он остался жив!
— Невероятно! — в тон воскликнул Дормидонт.
— Неслыханное преступление! — отозвался твидоносец.
Дормидонт поспешил к мусорным бакам. Они уже полностью скрылись под чудовищной горой мусора.
«Уверен, — подумал Дормидонт, — что там, внутри, еще осталось пустое место, и если как следует этот мусор умять, то он, возможно, вместится в бачки».
Дурацкая мысль, не имеющая под собой реальной почвы, но она заглушила крики совести и Дормидонт смог, скрепя сердце, вытряхнуть мусор.
— Пойдем, — сказал женский голос и цепкая рука потянула Дормидонта за рукав. — Покажу кое-что.
Дормидонт увидел крашеную паклю на голове, синие уши с пластмассовыми клипсами, опустил взор ниже — и картину дополнили бледные ноги и битые временем и земным притяжением сандалии. Запах сообщил об остальном.
— Благодарю, но в другой раз, — пообещал Дормидонт и впился глазами в небо.
— А у тебя магнитофон есть? — спросили снизу.
Он все же посмотрел объекту в лицо.
Лучше бы он этого не делал. Женщина представляла собой карикатуру на девочку, что училась с ним в одном классе и носила короткое, слишком короткое школьное платье.
— Нет, — краснея и снова ощущая себе подростком, ответил Дормидонт.
Женщина не узнала его. Она теперь вообще мало кого узнавала, у нее были иные проблемы.
Дормидонт поспешил вывернуться и удалиться.
Дома он обнаружил вместо Христины ее пустую кожу. Она лежала на полу, словно снятый водолазный костюм. Дормидонт присел над ней на корточки и погладил по шелковистым волосам. «Христина!» — прошептал он. До его обоняния дошел тяжелый дух жареного. «Христина!» — воскликнул он и выбежал на кухню.
Женщина в бигудях, торчащих словно противотанковые заграждения, жарила на большой сковородке толстую безглазую яичницу со шпиком.
— Ты что в Москву ездил, чтобы мусор выкинуть? — спросила она, оборачиваясь. — А где ведро?
Лицо у нее было лицом Христины.
Дормидонт ничего не мог ответить. Слов не осталось. Он пытался выудить что-нибудь из себя, но только бессмыленно открывал рот, как рыба при виде довольного рыбака. Христина пожала плечами «Ну как знаешь» и вернулась к делу.
В дверь позвонили.
Дормидонт вышел с кухни, аккуратно притворив за собой дверь.
— Это я, Полигеев, — представились снаружи.
Дормидонт впустил Полигеева в квартиру.
— Вот, мусор вынес, — признался Дормидонт, но на кухню Полигеева не пригласил.
Полигеев был резинщиком. Он делал камеры для велосипедов, воздушные шарики и презервативы. Резиновый завод располагался всего в нескольких кварталах.
— Дай, думаю, зайду, — сказал Полигеев.
— Пива хочешь? — спросил Дормидонт.
Полигеев удивился, но пива хотел. Дормидонт быстро надел ботинки.
Пиво купили сразу, не особенно выбирая. Пиво было холодным. Полигеев открыл бутылки, протянул одну Дормидонту и принялся излагать длинную заводскую историю.
После четвертой пошли в дом культуры. В бесплатный туалет. Там было гулко и хорошо. Полигеев устремил струю пива в нужном направлении и принялся рассказывать анекдот.
Дормидонту пришло желание сокрушить голову. Не свою. Голову Полигеева. Он представил себе как было бы хорошо разбить голову резинщика об унитаз. Сладостно увидел мысленным взором, как она раскалывается с треском упавшего с пальмы кокосового ореха и разлетается мелкими частями. Дормидонт засмеялся и не заметил как Полигеев удалился. В окно туалета заглянуло солнце.