***
Я отвел Кэтрин наверх и смочил полотенце теплой водой. Она сняла рубашку, и я очистил ее тело от остатков пищи.
— Уже не так сексуально, — со смехом прокомментировала она.
— Чушь. Ты всегда сексуальная, даже когда грязная. Особенно когда грязная. Как-нибудь мы повторим это.
— Обещаешь?
На ее лице цвел румянец, со слегка затуманенным взглядом, она, тем не менее, слова произносила быстро и четко, все еще оставаясь немного возбужденной.
Я вытер ее лицо, и когда она снова открыла глаза, сказал:
— Обещаю. В следующий раз ты сможешь выбрать еду и подразнить меня так, как я дразнил тебя.
— Не рассчитывай, что у тебя будет возможность сдать назад, — пригрозила она, стягивая волосы в хвост. — И ты не дразнил меня. Поверь, это было... потрясающе.
— Думаю, ты более чем готова к полиграфу, — похвалил я, потянувшись к другому полотенцу, чтобы вытереть ее насухо. — Фактически я не могу вспомнить никого, кто лучше подходил бы для обмана детектора лжи. Очень впечатляет.
— Спасибо... наверное.
— Знаю, — проговорил я, целуя ее в лоб. — Знаю.
Хоть Кэтрин и хорошо умела отключать эмоции, причины, стоявшие за этой ее способностью, оставались теми же, по которым ее жизнь представляла собой двадцать шесть лет эмоционального крушения.
Я поцеловал ее в губы.
— У меня в холодильнике есть белое вино. Хочешь немного?
Она кивнула.
Я вышел из комнаты и пошел в кухню, а она последовала за мной.
— Почему бы тебе не остаться здесь и не расположиться поудобней? Я сейчас вернусь.
Когда я вернулся в спальню, Кэтрин была обнаженной. Одежду она сложила на кресле. Когда я вошел, она лежала на кровати, казалось, потерянная в мыслях.
— О чем думаешь? — Я передал ей бокал вина.
Она сделала глоток и перед тем, как ответить, облизала губы.
— О тебе. О нас. Что все это означает?
Я отпил из своего бокала, потом поставил его на прикроватную тумбочку и встал.
— Тебе придется дать мне несколько дней, чтобы я ответил на этот вопрос, — сказал я, раздеваясь.
Стоило ей услышать мои слова, и озарявшие лицо счастье и удовлетворенность неожиданно сменились беспокойством и легкой грустью.
— Поверь, Кэтрин, — попросил я, стянув брюки, обнажившись и приготовившись лечь на кровать рядом с ней. — Ты сказала, что доверяешь мне. И это все еще так. Мне просто нужно несколько дней.
— Не понимаю, почему нельзя открыться мне, — недоумевала она. — В смысле, хотя бы дай какой-то знак, намек, хоть что-то, что поможет понять, куда все это ведет. Ты не можешь этого сделать?
Я лег на кровать, глубоко вздыхая.
— Я делал это. Много раз. Поверь мне. — Повернувшись на бок лицом к Кэтрин, я забрал у нее бокал и поставил на прикроватную тумбочку рядом со своим. — Доверься мне. — Я притянул ее ближе и поцеловал.
Откинув голову на подушку, она отстранилась.
— Ты доверяешь мне?
Я посмотрел ей в глаза. Они увлажнились. Кэтрин тяжело сглотнула, ожидая ответа.
— Не доверяй я тебе, не просил бы довериться мне. Я бы не стал обманывать тебя, Кэтрин. Никогда.
— Я переживаю о том, чем ты занимаешься. Волнуюсь о тебе каждую секунду каждого дня, и все становится только хуже.
Я убрал с ее лица несколько прядей и заправил их ей за ухо.
— Все будет в порядке. Мы оба будем в порядке. — Я поднял пальцем ее подбородок, чтобы она посмотрела мне в глаза. — Верь в меня хотя бы немного, ладно?
Глава 9
Кэтрин
Утром следующего дня Уоттс сообщил, что ему нужно возвращаться на работу.
— Не в книжный магазин, — заметила я, когда мы одевались после быстрого душа.
Я проснулась от того, что он прикасался ко мне, дразнил, и поэтому отплатила такой же пыткой, решив, что это прелюдия к еще одному раунду секса. Но мы наслаждались подобной игрой, и казалось, присутствовало обоюдное невысказанное желание просто лежать вместе, целоваться и доводить друг друга руками до оргазма.
— Нет, не в магазин. Он был закрыт всю неделю.
— Люди не задумываются о причине?
Уоттс пожал плечами.
— Не знаю. На самом деле мне без разницы. Я повесил объявление, в котором написал, что магазин закрыт до следующей среды.
Сейчас было утро субботы. Если Уоттс подразумевал отсутствовать до среды, это означало, что, вероятно, до следующей встречи с ним еще четыре дня. Он должен был отвезти меня обратно в Вашингтон, уехать куда собирался, а у меня с ним остался бы минимальный контакт.
— Возьми меня с собой, — попросила я.
Надевающий ремень Уоттс остановился и посмотрел, встречаясь со мной взглядом.
— Нет.
Приблизившись, я положила руки ему на талию и почувствовала напряжение в мужском теле.
— Пожалуйста.
— Кэтрин...
— Я умею водить машину. И даже не буду выходить. Или... останусь на заднем сидении.
Он тяжело вздохнул.
— Это действительно плохая идея, — подытожил он, пропуская пояс через шлевки брюк.
— Ну, я не считаю хорошей идеей и то, что целых четыре дня проведу без тебя.
Он никак не отреагировал. Даже не посмотрел на меня.
— Я хочу стать частью твоей жизни, — продолжила я. — Хочу быть частью этой стороны твоей жизни.
— Я не хочу, чтобы участвовала в этом. Совсем. Никогда. Я уже нарушил собственное правило не сближаться ни с кем или никого к себе не подпускать. Ты и так уже погрязла глубоко. Иногда из-за этого я чувствую себя эгоистом.
Он прервался. Судя по взгляду, он не просто так это говорил и не использовал слова как оправдание, чтобы оставить меня в стороне.
— Тебе не стоит испытывать такие чувства.
— Но так и есть, — отозвался он. — А сейчас просто доверься мне. Я знаю, что делаю.
Я нашла в себе силы оставить эту тему. Не хотела, чтобы мое беспокойство мешало его настрою. Он и так под достаточным давлением. Это было видно по его лицу, по тому, как быстро он одевался и собирал вещи.
Когда Уоттс собирался на одну из своих операций, создавалось ощущение, что появлялся другой человек. Я вспомнила время, когда он упоминал о способности отключать эмоции, разделяя совершенно разные аспекты жизни.
Я была далека от того, чтобы поступать так же. Меня нервировало то, как это делал Уоттс. Учитывая его образ жизни, полагаю, мне не следовало удивляться.