Гинзберг: Видите ли, раз уж мы об этом заговорили, то можно считать, что в каком-то смысле это уже произошло – я имею в виду сексуальных извращенцев, – достаточно вспомнить Гитлера, Германию под властью Гитлера, ведь их политическая партия состояла из людей, не совсем нормальных в сексуальном отношении.
Суд: Гомосексуалисты могут оказаться в любой политической партии, но не думаю, что они доминируют хотя бы в одной из них.
Де Грациа: Мне кажется, мистера Гинзберга в данном случае интересует не столько то, был ли Гитлер извращенцем и состояла ли фашистская партия из гомосексуалистов, сколько то, и мистер Гинзберг указывает нам на это, что автор вообще касается этих вопросов, а также описывает некоторых людей подобного сорта и партии, членом одной из которых он себя считает. Что он затрагивает серьезные политические проблемы – проблемы, имеющие отношение даже к существующим политическим партиям или политическим партиям недавнего прошлого.
Гинзберг: Позвольте одно замечание, сэр.
Суд: Пожалуйста.
Гинзберг: Постараюсь кое-что прояснить. Партия, воображаемая партия, подобная дивизионистам… хотя гомосексуализм и является одним из аспектов дивизионизма, существуют другие политические аспекты. Дивизионизм – это не просто другое название гомосексуализма. Дивизионисты преследуют и иные цели: так, они заключают множество сделок и международных соглашений, не приносящих практически никаких результатов, к примеру, тесно взаимодействуют с другой группировкой, ликвифракционистами. Я думаю, что автор сравнивает их не с определенной сексуальной группой, а скорее с группой расовой. Он проводит параллель между ликвифракционистами и расистами. Ликвифракционисты хотят превратить в жидкость, или уничтожить, всех, кроме себе подобных. Они стремятся к абсолютной власти. Между этими политическими партиями нет сексуальной связи, и такие названия, как ликвифракционисты – я утверждаю это, – применимы на более высоком уровне, куда выше сексуального. Игра слов употребляется здесь не зря.
Де Грациа: Мистер Гинзберг, в книге упоминается персонаж, названный Окружным Управляющим?
О: Да.
В: Кажется, это…
Суд: Между страницами 144 и 165?
Гинзберг: Окружной Управляющий появляется на стр. 169. Я бы назвал его типичным представителем ликвифракционистов. Он изображен превосходно, хотя и современно-приземленным газетным языком, языком таких людей, о которых мы читаем в газетах, – это может быть как противник негров и северян, так и антисемит, южанин, белый бюрократ-расист. Вероятно, этот образ дан здесь как пример человека, которого Берроуз назвал бы сегодня ликвифракционистом. Думаю, это один из самых смешных, самых блестящих разделов книги – не забывайте, что он написан еще до того, как подобные люди начали столь часто выступать в прессе. Все это написано прекрасной прозой – в том смысле, что автор очень точно передал как грубую речь, так и жаргон описываемого персонажа.
Суд: Особенно там, где речь идет об аптеке на Делтон-стрит.
Гинзберг: Да, кажется, этот раздел заключен между стр. 169 и 177. Там приводится длинный монолог Южного Шерифа, или Окружного Управляющего, заканчивающийся на 177-й странице словами: «Управляющий недоверчиво взглянул на билет:
– Что-то не похож ты на настоящего откормленного Дикого Кабана… Что ты думаешь о евре-е-е-е-ях?..
– Сами знаете, мистер Анкер, еврей только и хочет, что отдудонить молодую христианку… В один прекрасный день мы с этим покончим».
Суд: На какой вы сейчас странице?
Гинзберг: На странице 177. Это действительно очень смешно.
Суд: Тогда позвольте задать вам такой вопрос: не является ли эта фраза оскорбительной, грубо оскорбительной лично для вас?
Гинзберг: Я еврей, и поэтому вроде бы должен обидеться. Но все дело в позиции Берроуза, ведь он пародирует этого урода, этого антисемита.
Суд: Это вас не оскорбляет?
Гинзберг: Нет. В данном случае Берроуз на стороне евреев. Разве вы не видите, что он создает пародию на чудовищные речевые и мыслительные процессы неотесанного южанина, человека, ослепленного ненавистью, ненавидящего всех – евреев, негров, северян. Думаю, здесь Берроуз занимает весьма высоконравственную позицию, поскольку отстаивает добродетель.