Наркоманов можно излечить или изолировать – то есть, посадить на рацион морфия под минимальным надзором как носителей тифа. Когда это будет сделано, мусорные пирамиды мира рухнут. Насколько мне известно, Англия – единственная страна применяющая этот метод к проблеме мусора. В Великобритании около пяти сотен наркоманов пребывают в карантине. Через одно поколение когда изолированные наркоманы вымрут, и откроют болеутоляющие средства действующие на внемусорной основе, вирус мусора превратится в некую оспу, в закрытую главу – станет медицинским курьезом.
Уже существует вакцина способная низвести вирус мусора до уровня замкнутого в себе существования в прошлом. Это – Лечение Апоморфином открытое английским врачом чье имя я должен утаить в ожидании разрешения огласки и цитирования из его книги охватывающей тридцатилетний опыт апоморфиновой терапии наркоманов и алкоголиков. Соединение апоморфина образуется путем кипячения морфия с соляной кислотой. Его обнаружили за много лет до того как начали употреблять для лечении наркоманов. Многие годы апоморфином не имеющим наркотических или болеутоляющих свойств пользовались исключительно как рвотным средством при случаях отравления. Он воздействует непосредственно на рвотный центр затылочных долей мозга.
Я обнаружил эту вакцину в конце своей мусорной карьеры. Я жил в комнатке посреди Туземного Квартала Танжера. Уже год я не принимал ванну и не менял одежду – и даже не снимал ее если не считать того что каждый час втыкал иглу в волокнистую серую одеревеневшую плоть предельной наркомании. Я никогда не убирался в комнате и не вытирал пыль. Коробки с пустыми ампулами и всякий мусор громоздились до самого потолка. Свет и вода давно отключены за неуплату. Я абсолютно ничего не делал. Я мог смотреть на носок своего ботинка по восемь часов кряду. Меня подвигало к действию только когда склянка с мусором истощалась. Если в гости заходил какой-нибудь приятель – а заходили они редко поскольку к кому или к чему осталось заходить – я сидел безучастный к тому что он попал в мое поле зрения – на серый экран становившийся все мутнее и слабее – и не обращал внимания когда он из него выходил. Если б он умер прямо у меня на глазах я бы продолжал сидеть уставясь на ботинок ожидая случая обшарить его карманы. А вы разве не стали бы ждать? Поскольку мне вечно не хватало мусора – никому его не хватает. Тридцать гранов морфия в день и все равно не достаточно. И долгие ожидания перед аптекой. Задержка – правило в мусорном бизнесе. Человек никогда не приходит вовремя. Это не случайно. В мире мусора случайностей нет. Наркомана учат снова и снова что именно произойдет если он не рассчитается за свой рацион мусора. Гони башли, а не то. А моя доза внезапно начала подскакивать все выше и выше. Сорок, шестьдесят гран в день. И все равно мало. И расплатиться я уже не мог.
Я стоял там с последним чеком в руке и понимал что это мой последний чек. Я сел на первый же самолет в Лондон.
Врач объяснил мне что апоморфин воздействует на затылочные доли мозга регулируя метаболизм и нормализуя ток крови таким образом что энзимная система привыкания к наркотику уничтожается за четыре-пять дней. Как только затылочные доли приводятся в норму употребление апоморфина можно прервать и пользоваться им только в случае ремиссии. (Никто не захочет принимать апоморфин оттяга ради. Не зафиксировано ни одного случая подсадки на апоморфин.) Я согласился пройти курс лечения и лег в клинику. Первые сутки я буквально обезумевал и бился в паранойе как и многие другие наркоманы в жестком воздержании. Этот бред рассеялся суточным курсом интенсивной апоморфиновой терапии. Врач показал мне схему. Я получал микроскопические количества морфия которыми никак не возможно было объяснить отсутствия у меня более суровых симптомов воздержания вроде судорог ног и спазм желудка, жара и моего собственного особого симптома, Холодного Ожога, чего-то вроде гигантского улья охватывающего все тело и натертого ментолом. У каждого наркомана есть свои личные симптомы взламывающие любой контроль. В уравнении воздержания недоставало одного фактора – этим фактором мог быть только апоморфин.
Я видел что апоморфиновая терапия в самом деле работает. Через восемь дней я покинул клинику – ел и спал я нормально. Я соскочил с мусора на два полных года – рекорд за двенадцать лет. Рецидив правда произошел на несколько месяцев в результате боли и недомогания. Еще один курс лечения апоморфином не давал мне сесть на мусор пока я писал эту книгу.
Апоморфиновое лечение качественно отличается от других методов. Я перепробовал их все. Краткосрочное снижение дозы, медленное снижение дозы, кортизон, антигистамины, транквилизаторы, лечение сном, толсерол, резерпин. Ни одно из этих средств не действовало когда предоставлялась первая же возможность ремиссии. Могу сказать определенно что я не излечился метаболически до тех пор пока не прошел апоморфиновую терапию. Ошеломляющие данные Лексингтонской Наркологической Клиники по рецидивам привели многих врачей к утверждению, что наркомания неизлечима. В Лексингтоне пользуются долофиновой методикой снижения дозы и насколько мне известно никогда не пробовали апоморфин. Фактически, этим методом лечения в значительной мере пренебрегали. Не проводилось никаких исследований ни с вариациями апоморфиновой формулы, ни с ее синтетиками. Вне всякого сомнения, могли бы получить вещества в пятьдесят раз сильнее апоморфина, и побочный эффект рвоты мог бы быть устранен.