– Подожди чуть-чуть. Отодвинься, так ты мне делаешь больно. Я сменю позу. Нам будет лучше…
«А что, если это такой хитрый способ оттолкнуть меня?» – подумалось мне.
Новая поза была такой же удобной для меня, как и первая.
Я ласкал ее грудь. Она разрешала мне это. Какая милая. Я взял ее грудь в рот. Мне приходилось всячески сдерживать себя, чтобы не укусить ее. Она не торопила. Волосы на лобке смущали меня.
– Ну, как она? – спросил меня Таферсети.
– Лучше, чем все другие. Она дает тебе все тело. Чистая и душистая. Кроме того, ты сам увидишь, она такая терпеливая.
– Правда?
– Сам увидишь.
Той же ночью мне снилось, как я беру в рот женскую грудь. Я сосал ее, точно младенец. Из груди брызгало молоко и заливало мне лицо. Молоко. Много молока. Я чуть было не задохнулся.
Мой младший брат Ашур неожиданно умер. Мне не было грустно. Я видел, как он ползал на четвереньках и кричал на весь дом, но по-настоящему я его не знал. Мне редко случалось думать о нем. Я был слишком озабочен собственным телом и удовольствиями. Я также замечал, что моя сестра Риму росла, менялась. Я был поглощен своими заботами и бродяжничеством. Я мечтал обо всех удовольствиях. Я мечтал о жизни. Я гораздо чаще спал на улицах, чем в домах.
Мать дала мне взаймы немного денег. Я с Таферсети организовал небольшую торговлю фруктами и овощами. Летом мы покупали ящиками виноград и перепродавали его на базаре. Мы быстро завязли с этой торговлей. Так не могло дальше продолжаться. Мы спускали все, что зарабатывали, в барах. Зимой дела шли не лучше. Снова всего не хватало. Нищета. Кое-как сводили концы с концами. Подворовывали. Ходили на вокзал, чтобы поднести сумки и чемоданы.
Мой отец готовился к отъезду в Оран, чтобы навестить своих братьев, которые тоже покинули родные края. Риму помогала матери на базаре. Она должна была следить за мелкими воришками. Однажды вечером на нее напал глава банды из нашего квартала, его звали Комеро. Я сидел под кайфом в кофейне, когда ребята пришли сообщить мне эту новость. Моя сестра была совсем одна. Она плакала. Мальчишки, собравшиеся вокруг Риму, показали мне, где был Комеро:
– Он в кофейне Баб Тут. Почему бы тебе не избить его? Ведь ты же сильнее. Мы тебя знаем. Ты можешь надавать ему. «Большеголовый» недавно славно отделал его. Достаточно один раз боднуть его головой. Мы с тобой. Никто лучше тебя не владеет бритвой…
Я купил три бритвенных лезвия и сказал Комеро, чтобы мы встретились за городом для драки. Сначала врукопашную. Он был сильнее меня. Я уворачивался от его ударов. Убегал от него. Он не мог справиться со мной. Все же мне досталось несколько ударов. Я взял лезвие бритвы и принялся кромсать ему руки и лицо. Я оставил его всего в крови и удрал, честно говоря, под прикрытием мальчишек.
Ночью отец разыскал меня не без помощи мальчишек из противоположного лагеря, и увез меня с собой в Оран. Мы ехали всю ночь. На рассвете автобус остановился в Кетаме. Было очень холодно. Я увидел, что такое снег. Долгое, ужасное, нескончаемое путешествие. Путники выглядели жутко и зловеще. Бедность отражалась на их лицах, одежде, домах. Я отдавал себе отчет в том, какой прелестью была чистота христиан. Мы ели галеты и сваренные вкрутую яйца.
Автобус остановился в нескольких метрах от испанской таможни. Те, у кого не было паспортов, вышли из автобуса. У меня не было никаких документов. Мы перебрались через реку Мулуйа на спинах проводников. Автобус забрал нас чуть дальше. Мы провели ночь в Уджде, в какой-то семье, которую знал отец. К утру я весь был усыпан блохами. И убил их немало. Я был грязным. Все время чесался. Кашлял. Те люди, у которых мы остановились, были еще беднее нас. Им хорошо было известно, что такое голод. Какая дрянь! Ужасное путешествие! Голодное путешествие.
Глава 4
В Оран мы прибыли ночью. Какой-то человек, говоривший по-рифски, проводил нас в новый квартал, где жили люди, которых знал мой отец. Нас встретили злые псы, которые выскакивали из жилых пещер. Меня чуть было не покусали. Я шел перед отцом, который бросал в них камнями или отгонял своей клюкой. Он орал на них и всячески поносил меня:
– Шагай вперед, трус! Вперед, тебе говорят, чтоб ты подавился плотью своей потаскухи-матери!
Я споткнулся и упал. Он огрел меня клюкой. Я заорал, бормоча проклятья. Он подтолкнул меня вперед своей клюкой. Я тоже взял в руки палку, чтобы отгонять собак. Ноги мои занемели от колючих растений и острых камней. Он бил меня, ругая на чем свет стоит. Я отвечал ему молчанием. К счастью, я спускал на него всех собак только про себя.