Я привязал Тигра в своей хижине. Я видел, как он тихо умирает. Он умер среди ночи. Утром я погрузил его тело на тачку и закопал его под оливой. Впервые мне довелось хоронить чье-то тело. У меня было странное чувство: почему этой собаке была уготована такая участь?
Пастух был неразумным. И собака тоже, но она-то, по крайне мере, не знала, что такое смерть. Мир был переполнен глупостью. А я, что, тоже глупец?
Я больше не хотел возвращаться к своей хозяйке. Страх все еще не покидал меня. Моя тетя сказала мне:
– Если ты не хочешь возвращаться к госпоже Сегонди, это твое дело. Но в любом случае, тебе надо искать работу.
Моника пришла к моей тете. Я служил им переводчиком. Моя тетка говорила только по-рифски и по-мароккански. Моника говорила со мной по-испански. Она много чего знала. Она показалась мне более любезной. О женщины! Какой сложный мир! Мне никогда не удастся понять их. Когда думаешь, что сейчас из-за них случится катастрофа, они, напротив, спасают вас. Но и обратное также верно. Все зависит от их настроения.
Итак, Моника больше не испытывала ненависти ко мне. Но все же она не преминула попенять мне:
– Ты не заболел?
– Нет. Ничуть.
– Тогда почему же ты не пришел на работу?
Немного помолчав, я ответил:
– Сегодня ночью Тигра загрызли шакалы.
– Да, я знаю. Твой дядя сказал мне об этом. Это был хороший пес. Бедняга! Где ты похоронил его?
– Под оливой.
– Ты хорошо сделал. Твой дядя найдет другую собаку.
Что за беда! Одна собака умирает, приходит другая. О, Боже, будь также милосерден и к собакам!
Я встал. Она удержала меня. Я почувствовал на своей коже прикосновение ее руки. Очень сильное ощущение. Наверное, она ничего не рассказала мужу. Я ненавидел его, как и моего отца. А ее я любил. Любил, как мою мать. Я проводил время в мечтах. Мне грезилось, что я куда-то улетаю и живу в каком-то подземелье, стены которого убраны шелками ярких цветов, источают запах ладана. Я делаю знак рукой, и мне приносят поднос, заполненный всем, что я люблю. Я щелкаю пальцами, и появляется юная невинная дева. Она никогда не приближается. Она танцует обнаженной в волнах благовоний и в мерцающем свете свечей.
Как-то утром я увидел, что Моника направляется в ванную. Она взяла трусы и вату из ящика. Я уже как-то видел окровавленную вату в мусорной корзине. Откуда эта кровь? Я заглянул в замочную скважину: Моника сняла трусы и присела на биде. Что она делала? Может быть, писала. У нее был такой красивый зад. Странно! Моника писает! Моника какает! Мне хотелось, чтобы она не делала ничего подобного. Она подмылась и провела пальцами по островку волос между ног. Положила белую салфетку на свою рану. Мне уже доводилось видеть подобное в одном борделе в Тетуане. Значит, у всех женщин идет кровь?
Даже у Моники? Прекрасная Моника обливается кровью! И если так происходит всегда, то как же это отвратительно.
Моя хозяйка была любезна со мной. Она прощала мне мою лень и мою мечтательность. Однажды она сказала мне:
– Ты хотел бы навестить своих родителей в Тетуане?
Я подумал: «Отдайся мне, и за это я отдам тебе всю свою семью!»
Ностальгия. Тетуан. Женщины, вино и киф. Безумство. Тетуан – безумен. Я – блаженный Тетуана. Вот такая моя ностальгия. В Оране – пик безумства. Я пойду искать по миру пристанище для моего безумия.
– Послушай, – сказала она мне, – мы предоставим тебе месяц отпуска, чтобы ты поехал навестил своих родителей. А потом вернешься…
Я согласился. Я редко видел свою бабушку и дядю. Она приезжали иногда. Дядя несколько раз приезжал к нам, но я его не видел. Я не испытывал большой нежности к ним. Я их не любил. Но и ненависти у меня к ним не было. Я почувствовал, что привязался к Орану лишь в тот день, когда мне нужно было уезжать оттуда. Пословица гласит: «В Оран въезжают наспех, а покидают его бегом со всех ног». Дорогой я размышлял: «Тетуан или Оран? Один – красивая тюрьма, другой – красивая чужбина. Я предпочитаю родную тюрьму свободе на чужбине».
Я провел два дня в Мелилье и один день в Надоре. Я говорил об Оране с людьми, которые знают этот город лишь по названию. Один из них сказал мне: «Есть люди, которые переселяются жить в Оран, а ты уезжаешь оттуда!»
Глава 5
Приехав в Тетуан, я уже знал, что никогда больше не вернусь обратно в Оран. Моя тетка уже написала матери о том, что я доставляю ей много проблем в Оране и что лучше меня оставить в Тетуане. «Но я и сам больше не хочу возвращаться в Оран», – сказал я.
Я узнал, что за время моего отсутствия мать родила девочку, которая умерла в младенчестве. Я заметил, что ее живот опять раздувается. Мой отец, как всегда, наслаждался своей безработицей. Он проводил все время без дела в Феддане. Он много спал и жрал как свинья, нюхал табак и по ночам возвращался пьяный. Он продолжал оскорблять людей, а порой и самого Аллаха. Он никого не любил на этой земле. Если к нему подходила кошка, то он хватал ее за хвост и что было силы шмякал о землю. Что касается съедобных животных, то с ними он обходился поласковей, по крайне мере, перед тем как их зарезать. Та жестокость, с которой он приканчивал этих животных, была еще ужаснее, чем сама смерть.