Моя сестра Риму выросла. Мать все больше рассчитывала на нее, та помогала ей продавать фрукты и овощи. Приятели из нашего квартала организовали встречу «в верхах» между Комеро и мной, чтобы помирить нас. Но я все время думал о мести.
Ребята боялись меня. Я частенько шокировал их: положив одно или два лезвия бритвы себе в рот, я говорил и при этом не ранил себя. Они знали, что я стал настоящим мастером в обращении с бритвой как для забавы, так и для драки.
Бордель Сании был все таким же. Только женщины сменились. Там были новые сутенерши. Я снова постигал удовольствие спать на улице среди бродяг. Однажды утром меня разбудила нежная и красивая девушка, правда, хромая. Она спросила меня, не сын ли я госпожи Мимуны. Ну да, я был сыном госпожи Мимуны.
– Но что ты делаешь здесь, на улице, почему не ночуешь у себя дома? – спросил я ее.
– Отец выгнал меня из дома.
Она принесла мне хлеба, масла и стакан кофе с молоком. Я не мог отказаться от ее гостеприимства на углу этой улицы. Я устроил все так, чтобы как можно раньше утром покинуть это место. Меня больше не волновало расположение людей, ни женщин, ни мужчин. Зимой я ночевал около булочной. Я сворачивался калачиком и прижимался к теплой стене, напротив которой находилась печь. Когда я просыпался среди ночи, чтобы поменять положение тела или пойти помочиться, я видел вокруг себя целую стаю кошек. Мне нравился ритм их дыхания: медленный и размеренный, как далекий шум какого-то завода. Мне нравилась слышать чей-то грустный голос, доносившийся издалека. До меня долетали звуки мелодий из кафе: грустные и прекрасные – Исмахан, Умм Кульсум, Абдельвахаб, Фарид аль-Атраш[15]…
Это были мои любимые арабские певцы.
Однажды утром меня разбудил своим вопросом какой-то тип:
– Ты случайно не сын Хадду?
– Нет. Это не я.
Но он настаивал на своем:
– Разве ты не Мухаммед, сын Хадду, который недавно вернулся из Орана?
– Нет, я не его сын. Я не знаю никакого Хадду.
– Но как тебя зовут?
– Мухаммед.
– Но ведь твой отец Хаду Бен Алляль, а твоя мать Мимуна?
– Я уже сказал тебе, что я – это я, и не знаю я никого.
– А кто твой отец?
– Он умер.
– Умер?
– Да, уже давно.
– Как его звали?
– Я не знаю.
– Как? Ты не знаешь даже имени своего отца?
– Я знал его имя, но забыл. Когда он умер, я был еще во чреве матери.
Он пристально взглянул на меня и вздохнул:
– Такова воля Аллаха. Воля Аллаха!
Он протянул мне две песеты и сказал:
– Держи. Купи себе поесть. Ты, наверное, голоден.
Я сухо ответил ему:
– Я ни в чем не нуждаюсь. У меня есть деньги.
– Как? У тебя есть деньги, а ты спишь на улице среди кошек! Ты что, с ума сошел или как?
Я, окончательно разозлившись, крикнул ему:
– Это ты, старый кот, ты сам сошел с ума.
Я впился в него взглядом и заорал: «Гав! Гав! Гав!», потом пошел прочь, оставив его причитать за моей спиной:
– Именем Аллаха Милостивого, Милосердного! Да защитит нас Аллах от нынешних детей!
Мать родила девочку. Они назвали ее Зухра, как предыдущую, которая недавно умерла. И эта тоже умерла чуть позже от укуса крысы. Отец часто преследовал меня на улицах, хватал за руку и избивал до крови. Когда руки его уставали бить, он тащил меня домой и там хлестал ремнем; он кусал мне затылок, уши, руки, хлестал по щекам. На улице ему не удавалось избить меня вволю. Вмешивались прохожие. Каждый раз, когда он догонял меня, я падал на землю и больше не поднимался. Я кричал как резаный. Он тащил меня, словно тюк. Мне всегда удавалось убегать от него, и я бежал как можно дальше. Я проклинал его последними словами. Я ненавидел всех людей. Я плевал на небеса и на всю землю.
Я курил киф и пил чай с завсегдатаями кафе. Однажды мы решили пойти на кражу, чтобы было чем расплатиться за ночь в борделе. Мы отправились на большой базар, где всегда была толчея. Отец прихватил меня здесь. Я не успел ускользнуть от него, но тут на него напали парни из моей банды. Они начали что было мочи лупить друг друга. Я услышал, как он застонал и стал звать на помощь. Я видел, как он защищался, прикрывая окровавленное лицо руками. Я отошел немного в сторону, чтобы наблюдать за этим зрелищем. Мне хотелось и самому вступить в эту драку. Если бы только было поменьше народу, я так бы и сделал. Я был отомщен. Мне доставляло удовольствие смотреть, как течет его кровь, как когда-то он проливал мою. Ко мне подбежал мой приятель Абдессалям: