Он: Твой рот.
Она: Вот. Понежней. Не так сильно, будь чуть поскромней. Нет, не так…
Чем это они там занимаются?
Он: А я тебе говорю, что так.
Она: Я буду спать на полу.
Он: Потаскуха.
Она: Нет, нет, Ты мне делаешь больно. Вот так лучше. Нет, нет, говорю тебе, что не так.
Можно было подумать, что их трясет в лихорадке. Они тяжело дышали, задыхались. Они обнимаются, кусают друг друга, пожирают друг друга. Кровь… Шепот. Он пронзает ее, точно кинжалом. Долгий крик, прерванный рыданием. Он убил ее. Я чувствую, как мой мочевой пузырь опорожняется. Теплая моча течет у меня между ног.
Как-то утром, перед нашим отъездом, я снова увидел ту девушку, которая освободила меня из тюрьмы и угостила блином с медом. Я сказал ей, что мы уезжаем в Тетуан. Она взяла меня за руку и привела к себе домой. Я съел целую лепешку, сдобренную маслом и медом, потом она дала мне красивое красное яблоко и горсть миндальных орехов. Более того, она вымыла мне лицо, руки и ноги. Кем я был для нее: младшим братом или сыном? Она расчесала мне волосы. Я чувствовал ее нежные руки у себя на лбу и на лице. Она опрыскала меня духами и поставила перед зеркалом. Я стал разглядывать в нем свое лицо, будто видел себя впервые. Она нежно взяла мою голову в руки так, как я брал воробышков в свои ладони. Главное, не сделать больно. Она поцеловала меня в щеку, а потом в губы. Я подумал о ней, как о сестре, которая не была дочерью моей матери.
В день нашего отъезда я вспомнил о могиле моего брата. Могила, которая останется ничейной, безвестной, без цветов, без молитв. Могила, от которой со временем не останется и следа, какая-то мелочь, затерянная в груде великих вещей.
Глава 2
В Тетуане мы нашли себе жилье: маленький домик по соседству с садом в квартале Айн Хаббаз. Одна-единственная комната. Уборная на улице.
Мать снова стала продавать овощи и фрукты. Это происходило в Транкате. Отец переживал свою безработицу в компании с инвалидами и бывшими бойцами войны в Испании. Все они собирались на площади Фаддан. Некоторые гордились этим, потому что война позволила им рисковать, и у них остались воспоминания о боях, из которых они выходили победителями или побежденными. Каудильо[6] они называли промеж собой «Аль-Хадж Франко».
Я же стал рассыльным у наших соседей-испанцев. Моя сестренка Риму уже пыталась ходить, но все время падала. Я играл с ней, мы смеялись вместе до того момента, пока она не обделывалась. Тогда я уходил. Поскольку не мог вынести запаха ее какашек. Время от времени мой отец исчезал на день-другой. Когда он возвращался, то ругался с матерью и часто бил ее. Но по ночам я слышал, как они смеются. Должно быть, они развлекались во время своей возни в постели. Наконец, я понял, что они делали. Они спали совершенно голыми и обнимались. Значит, именно это объединяло их: желание и телесные наслаждения. И у меня тоже, когда я вырасту, будет жена. Днем я ее буду бить. А по ночам покрывать поцелуями и окутывать нежностью. Это некая игра, забавное времяпрепровождение между мужчиной и женщиной.
Мой отец нашел мне работу в кофейне. Он сказал хозяину-калеке:
– Вот мой сын. Вверяю его тебе. Защищай его. Я убью любого из этих пьяниц и наркоманов, если только кто-нибудь посмеет его пальцем тронуть. Ты меня знаешь. Нам, жителям Рифа, терпение неведомо.
– Будь спокоен, Си Хадду. Никто к нему и близко не подойдет.
Я работал с шести утра и уходил за полночь. В конце каждого месяца мой отец приходил к хозяину кофейни. Он устраивался на террасе, пил чай и получал тридцать песет, что составляло всю мою зарплату. Хозяин приглашал меня и заставлял поцеловать руку отца, который говорил мне при этом:
– Я только что получил деньги за твою работу. Да благословит тебя Аллах!
Он не давал мне ни сантима. Потом он исчезал на несколько дней и возвращался мертвецки пьяным. Я слышал, как мать ругает его. Часто до меня долетали слова «пропойца» и «потаскун».
Вот так мой отец эксплуатировал нас. И хозяин кофейни тоже эксплуатировал меня, поскольку я узнал, что есть другие половые, которые получают больше меня. Я решил, что буду обкрадывать любого человека, который будет эксплуатировать меня, будь то даже мои отец или мать. И буду считать воровство законным делом среди этого племени негодяев.
В кофейне было два типа посетителей: те, что приходили сюда днем, и те, что бывали здесь ночью. По воскресеньям они оказывались все вместе и перемешивались. Они расспрашивали друг друга о ночных и о дневных событиях.
6
Каудильо – исп.