Я курил сигареты, а порой, тайком, и трубки с кифом. Когда я выполнял поручение кого-нибудь из посетителей кофейни, тот давал мне немного кифа или полстаканчика вина, или еще самокрутку с гашишем. Меня рвало какой-то зеленой и желтой плесенью. И однажды я заболел. Жизнь показалась мне странной. Болезнь делает одиночество еще более глубоким. Человек с удивлением констатирует, что он любит себя еще больше, когда его охватывает одиночество. Я понял, что я это всего лишь я, и никто больше. Один в зеркале своей души.
Клиенты кофейни всячески поощряли мое желание курить киф или жевать гашиш. Один из них сказал мне:
– Знаешь, в первый раз всегда рвет.
Он был прав. Больше не было никаких болезней, голова больше не кружилась. Когда я в первый раз выпил вина, меня вырвало, и чувствовал я себя хреново. И мне тоже сказали: «В первый раз всегда так». Наркоманы и пьяницы были правы. Они знают толк в том, о чем говорят.
Нельзя сказать, что хозяин кофейни был недоволен моей работой. Больше всего его интересовали деньги. Он тоже употреблял наркотики и напивался. Порой я говорил себе: «Разве для этого мы пришли в этот мир? Нет! Есть ад и рай. По крайней мере, так говорила мне моя мать…»
Бывали ночи, когда я оставался спать в кофейне, прямо на лавках, в другие ночи я находил себе пристанище в испанской булочной. Однажды ночью я увидел, как банда булочников разделалась со своим товарищем Язиди, хохоча, они связали его, заткнули ему рот какой-то тряпкой. Они развлекались, как могли. Один из них стянул с себя штаны, надрочил свой член и стал тереть его о лицо Язиди, особенно яростно тыкая ему в нос. Он проделал то же самое, суя ему то в глаза, то в ноздри свои ягодицы и яйца. И вот так развлекаются мужчины? Я вышел из булочной, обезумев от мысли о том, что со мной могли сыграть ту же шутку, что и с Язиди, а то еще и похуже. Уж лучше дрожать от страха на узкой улочке, чем остаться в руках этих парней. Вокруг меня все только и говорили что об изнасиловании девушек и юношей.
Я стал кем-то вроде члена семьи. Я ел с детьми хозяина кофейни и спал с ними в одной комнате, за исключением тех ночей, когда вино заставляло меня держаться от них подальше. Его жена очень часто наряжалась, надевала кафтан[7] и украшения и уходила из дому. Она возвращалась поздно ночью, а порой не приходила совсем. Это была дородная женщина с очень белой кожей. С круглым лицом и огромной грудью, бедра у нее тоже были необъятной ширины. Она все время обильно потела, ее легкие одежды прилипали к коже, точно она только что вышла из воды. Мне случалось разглядывать ее тело и ощущать приятную истому, когда она мне улыбалась. Кроме того, она никогда меня не ругала. Я уже видел, как муж бьет ее, ее и детей, как это делал с нами мой отец, но с еще большим остервенением. Но я видел также, как он целует своих малышей и ласково и нежно беседует со своей женой. А мой отец только кричал и бил.
Мне случалось по целой неделе не видеть родителей. Я отдыхал от них и от их проблем. Я мало спал и худел на глазах. Я заболел. Живот у моей матери снова стал раздуваться. На этот раз я больше не стану сидеть дома, чтобы заниматься с ее младенцем. Эти времена давно прошли. Я вырос и худо-бедно зарабатываю себе на жизнь… Я представлял себе зародыш, который орал в животе у матери. Я слышал его. Болезнь вынудила меня прервать работу в кофейне. Я научился ловить воробьев. Мне удалось смастерить качели в саду: деревянная доска и две веревки. Я качался, и это доставляло мне удовольствие. Мой небольшой член напрягался, следуя этому движению вверх-вниз, вверх-вниз. А еще я научился плавать в неком подобии бассейна, в который собирали воду для поливки сада. Я вставал рано утром, чтобы наворовать фруктов, кур, яиц и цыплят. Я прекрасно знал все гнезда и потайные места в этом саду. Я продавал свою добычу бакалейщикам квартала. Я ощущал, как во мне все сильнее пробуждается мужская сила. Желание это крепло и становилось все настойчивей. Моими самками были лишь куры, козы, собаки, телки… Собачью пасть я удерживал одной рукой при помощи сита. Телок я связывал. А что касается козы или курицы, так кто же их боится?..
У меня болела грудь. Взрослые, которым я говорил об этом, отвечали: «Это половое созревание». У меня болели соски, особенно в момент эрекции. Я открыл для себя мастурбацию совершенно естественным способом. Поэтому меня это ничуть не смущало. Я мастурбировал, воображая себе любые образы и запретные или желанные тела. В тот момент, когда я кончал, я чувствовал точно рану внутри моего члена.