Молва, тоже вестница Зевса (Ил., II, 93 сл., Од., XXIV, 413 сл.); Геба – богиня вечной
молодости (например, Ил., IV, 1-4); отрок Ганимед – виночерпий Зевса (XX, 234); Фемида
– богиня правосудия и правопорядка (Ил., XV, 87, 93, XX, 4-7, Од., II, 68 сл.); Оры –
олимпийские привратницы (Ил., V, 749-751, XXI, 450, Од., II, 107 сл., X, 469-471, XXIV,
343 сл.); Хариты, богини прелести, красоты и изящества (Ил., V, 337 сл., Од., VI, 18 сл.,
236 сл., VIII, 362, XIV, 267 сл., XVII, 51, XVIII, 192, 382 сл.); Пеон – врачеватель (Ил., V,
401 сл., 899-901, Од., IV, 231 сл.). Все это окружение олимпийских богов отличается иной
раз гораздо большей красотой, гармонией, изяществом и пластическим оформлением, чем
даже сами олимпийские боги, которые, несмотря на свою героическую сущность,
содержат у Гомера огромное множество стихийных, бурных и буйных и вообще
хтонических черт.
б) Поднебесные божества. Гелиос – солнце и другие светила мифологически
представлены у Гомера слабо. Знаменитые коровы и овцы Гелиоса на Тринакрии уже в
древности понимались аллегорически, поскольку здесь было 7 стад по 50 голов, т. е. 350
коров и 350 овец, понимавшихся как 350 дней и 350 ночей года. Они пасутся на острове
Тринакрии, где их охраняют дочери Гелиоса и Неэры Лампетия и Фаэтуса. Интересно, что
эти стада не плодятся и не погибают, что действительно указывает на какую-то
обобщенность данного мифологического представления (Од., XII, 130 сл.) Вместе с тем до
забавности милым противоречием у Гомера является то, что голодные спутники Одиссея
перерезали лучших из этих коров Гелиоса и питались ими в течение шести дней (352-398).
У Гомера здесь целый большой рассказ о поведении Гелиоса и реакции Зевса на это, равно
как и о последующей гибели единственного корабля Одиссея. Несомненно, стада Гелиоса
представлены у Гомера чересчур обыкновенно в противоположность какому-то их былому
отнюдь не бытовому, но космическому значению. От этого последнего здесь остался
только рассказ о чудесных знаменьях, которые являли шкуры и мясо убитых коров,
ползавшие и мычавшие. В антропоморфном виде Гелиос представлен у Гомера еще как
соглядатай любовного свидания Ареса и Афродиты и как разгласитель этого секрета (VIII,
270 сл., 300 сл.).
То, что дочерью Солнца является волшебница Кирка, тоже указывает на слишком
большое очеловечивание и снижение образа этой Кирки, потому что такое мировое и
всезначащее божество, как Солнце, едва ли могло иметь столь обыкновенных [299] и
человекообразных детей. Правда, Кирка – волшебница, а не обыкновенный человек. Тем
не менее у Гомера ей приписаны черты очень позднего общественно-исторического
развития: она живет в прекрасном доме, вокруг которого находятся привороженные ею
львы и волки; она прекрасно поет и ткет легкие и тонкие ткани. У нее чудные волосы (X,
211-223); она влюбляется в красивого мужчину Одиссея: его купает, натирает маслом,
одевает, усаживает в кресло, кормит и снабжает его всякого рода деловыми советами (334-
374, 459-540). Спутников Одиссея она тоже всех купает в ванне, тоже натирает маслом,
одевает в шерстяные одежды (449-451). В течение целого года Одиссей является ее мужем.
В течение целого года он ест у нее «обильное мясо» и утешается сладким вином, и не
только он, но и все его спутники (466-469). Вся эта эстетика и эротика далеко ушла от
дикого хтонизма такого стихийного явления, как солнце, и от такой первобытной
практики, как колдовство.
Весьма характерно для Гомера, что у него совершенно отсутствует Селена-луна в
качестве богини, и слово эта употребляется только в нарицательном смысле. Ведь
гомеровский мир – это по преимуществу солнечный мир, т. е. светлый и героический.
Поэтому богиня луны была бы для Гомера чересчур хтонична и. первобытна.
Зато много раз выступает у Гомера Эос-заря не только в качестве явления природы,
но и в качестве антропоморфного божества и даже в качестве эпического стандарта для
обозначения наступления нового дня. Она выступает из Океана на колеснице с двумя
конями с предшествующей звездой-факелом, Эосфорос-Светоносцем. Как рудимент
древней матриархальной мифологии необходимо понимать браки небесной Эос со
смертными мужами, с Титоном, сыном троянского царя Лаомедоита (Ил., XI, 1 сл.),
охотником Орионом (Од., V, 121-124) и Клитом, внуком прорицателя Мелампа (XV, 250
сл.). Антропоморфность Зари чисто по-гомеровски доведена до того, что на острове Ээе
находится у нее дом и площадка для танцев (XII, 1-4). Даже этот маленький образ Эос у
Гомера представляет собою сложнейший социально-исторический комплекс, в котором
можно нащупать как элементы матриархальной мифологии, так и элементы зрелого
героизма вплоть до возникновения привольной роскоши и эпических стандартов.
Мифология остального неба тоже представлена у Гомера весьма слабо. Она получает
свое развитие только в эпоху эллинизма. У Гомера ясно сказано только об Орионе,
охотнике, похищенном Эос-зарей и за это убитом Артемидой и впоследствии вознесенном
на небо (Од., V, 121-124). Поскольку «мощь Ориона» сопоставлена на щите Аполлона
вместе с Плеядами, Гиадами и Медведицей (Ил., XVIII, 485-489), можно предполагать, что
уже в гомеровскую эпоху все эти фигуры были связаны между собой мифологически, а
именно, что Орион охотился [300] за разными животными на небе в виде Плеяд, Гиад и
Медведицы. Интересно также и то, что Орион одновременно имеется и в Аиде, где он
тоже продолжает охотиться за разными животными (Од., XI, 572-575). Это то же самое,
что и Геракл, который, с одной стороны, находится в Аиде, а с другой стороны, находится
на Олимпе вместе со своей небесной супругой Гебой. Здесь воочию можно наблюдать
основную тенденцию эпоса совмещать разные мифологические эпохи в одном и едином
мифологическом комплексе.
Вообще же относительно слабой мифологии неба у Гомера необходимо сказать, что
она явилась у него результатом огромного развития абстрагирующего мышления,
потому что времена прямого и непосредственного небесного фетишизма для Гомера уже
ушли в отдаленное прошлое; и демоны небесной и поднебесной области уже слишком
отделились от этих областей, чтобы эти последние продолжали трактоваться как
самостоятельные божества.
Спускаясь ближе к земле, мы встречаемся с ветрами. И здесь гомеровское
очеловечивание доведено до крайности. Формально имеется бог ветров Эол. Но если мы
прочитаем рассказ Одиссея об его известном приключении с Эолом (Од., X, 1-76), то
найдем здесь очень много странного. Прежде всего Эол вовсе не бог. Он только мил богам
(2), и Зевс сделал его стражем над ветрами (21 сл.). Во всем остальном это самый
обыкновенный земной царь, живущий на своем собственном острове и со всеми
особенностями развитого героического быта. То, что Эол прячет ветры в мешок и отдает
его Одиссею, как и вся последующая история со вскрытием этого мешка, поднявшейся
бурей, возвращением Одиссея к Эоду и изгнанием Эолом Одиссея за ненавистность богам
производит впечатление сказки: Гомер здесь верен себе – воспользовавшись всеми
мотивами социального развития, начиная от кровнородственной семьи и кончая
героическим бытом, Гомер превратил все это в забавную сказку, чтение которой уже очень
мало говорит о реальности характеризованных здесь персонажей, а больше об их худо
жественной занимательности.17)
Из отдельных ветров у Гомера выступает свирепствующий северный ветер Борей.
Его зооморфическое прошлое отмечено в посещении им лошадиных стад и порождении
им от чтмх лошадей чудесных коней, могущих мчаться по верхушкам колосьев созревшей