упорядоченности. Но гомеровские боги не есть ни только хтонизм, ни только героизм, ни
только их переплетение. Это есть эстетика очень тонких эстетических категорий и прежде
всего юмора, иронии, комизма, добродушной насмешливости или просто занимательной
сказки. Поэтому все хтоническое и героическое доведено здесь до степени поэтического
бурлеска, так что иной раз наиболее хтоническое (и особенно знаменитые эпизоды из IX-
XII песни «Одиссеи») как раз и отличается наибольшим бурлеском.
Остается сказать несколько слов о единстве и об организованности гомеровских
богов с точки зрения цельной мифологии, т. е. о характере самого олимпийского
универсализма.
6. Универсализм гомеровских богов в его становлении. Во главе всего мира стоит
у Гомера олимпийская семья богов, имеющая мало общего с примитивными местными
демонами и претендующая на управление решительно всем миром и всеми людьми,
претендующая на национальный и даже наднациональный универсализм. Этому много
способствовало то, что греческий эпос, как известно, создался не просто на балканской
родине греков, где он только еще начинался, но еще не достиг своего завершения.
Греческий эпос, как известно, расцвел в Ионии, т. е. на малоазиатском побережье и на
островах Эгейского моря, куда греки в свое время двинулись с Балкан под влиянием нужд
растущих родовых объединений. Тут они встретились с культурой едва ли менее развитой,
чем та, которая была у них самих. Грекам пришлось здесь считаться и с новыми
культурными традициями и даже с новыми богами, которых пришлось ассимилировать со
своей старой религией и к которым пришлось приспособляться и самим грекам.
Гомеровские поэмы обнаруживают перед нами самый процесс этой взаимной
ассимиляции европейских греков с малоазиатской вековой традицией. Эта традиция
дала грекам Аполлона и Артемиду с их матерью [307] Латоной, Гефеста, Афродиту, а в
некотором смысле и Ареса. Поэтому греческий олимпийский универсализм дан у Гомера
только еще в своем становлении и, рассматриваемый как художественная
действительность, содержит в себе черты существенного разнобоя. Не только широкая
публика, но и множество авторов, писавших о Гомере, не учитывают этого изображенного
у Гомера становления олимпийского универсализма. А без него судить о гомеровских
богах с эстетической точки зрения совершенно невозможно.
Хотя Зевс и выше всех богов, но власть его здесь не абсолютна. Ему постоянно
возражает Гера, его не хочет слушаться Посейдон. Боги-азиаты Аполлон, Артемида, Арес,
Афродита явно ведут свою азиатскую линию, а в решительную минуту, когда Зевс
разрешает всем богам вступить в войну, они все становятся на сторону троян (Ил., XXI).
Для этого нет ровно никаких религиозно-исторических оснований, но это объясняется
только незаконченным становлением военно-политического могущества греков в Малой
Азии.
Сам Зевс заметно двоится, так как Гомер опять-таки дает нам незаконченное
отождествление Зевса Олимпийского с местным азиатским Зевсом на Иде. Этот последний
Зевс имеет на Иде священный участок и алтарь (VIII, 48), где Гектор приносит ему
многочисленные жертвы (XXII, 171); а в самой Трое имеется у этого Зевса Идейского
жрец, сына которого убивает Мерион (XVI, 604). Гекуба посылает к этому Зевсу
Идейскому Приама с молитвами по поводу предстоящей поездки к Ахиллу (XXIV, 291); и
Приам (308) взывает к нему, подчеркивая его владычество с Иды. Любопытно отметить,
что в период боев, неудачных для греков, созерцающий и направляющий эти бои Зевс
сидит на Иде, и это на протяжении всех двух боевых дней (VIII и XI-XVII песни), причем
так об этом не раз и говорится (VIII, 397, 410; XIV, 292 сл.; XV, 146, 255; XVIII, 594). Если
же спросим, почему Зевс, всегда живущий на Олимпе, оказался вдруг на Иде, то на это
найдем наивное объяснение: Зевс хотел ближе видеть поле сражения (VIII, 41-52; XI, 181
сл.), что вовсе не необходимо для V, XXI, XXII песни, где Зевс не заинтересован в исходе
сражения. В VIII песни 438 сл. даже подробно описывается его возвращение на Олимп.
Все эти обстоятельства подтверждают теорию Льювена (1906 г.), поддержанную
Виламовицем, что Идейский Зевс, – это исконный азиатский, т. е. местный Троянский бог,
с которым пришлые греки отождествили своего Олимпийского Зевса после достаточного
освоения здешней культуры. И при том у этого троянского Зевса все же остается самая
интимная и самая теплая симпатия к его любимым троянцам (IV, 43-49, XV, 595 сл., XXII,
168 сл.). В конце концов становится даже не очень понятным, почему греки при
заключении договора с троянцами обращаются именно к Идейскому Зевсу, к которому тут
же [308] обращаются и троянцы (III, 276, 320), и почему в VII песни, 202 греки, учитывая
любовь Зевса к Гектору, просят его о даровании равной доли и их Аяксу.
Черты становящегося универсализма необходимо отметить и в олимпийских богах,
взятых в целом. Здесь тоже весьма заметна у Гомера тенденция создать единую семью
богов, включивши в нее и указанных богов-азиатов. Это становление заметно на таких
странных фактах, как фиксация культа и статуи Афины, этой исконной греческой богини,
не больше, не меньше, как в самой Трое, где у нее оказывается целый штат прислужниц
(Ил., VI, 87 сл.). Афродиту и Ареса ранит смертный герой Диомед (Ил., V), а Аполлона
изобличает в коварстве и обмане смертный Ахилл (XXII). И все-таки тенденция к
универсализму у Гомера огромная, все боги у него в конце концов группируются на
Олимпе и вокруг Олимпа. На Олимпе Гефест построил каждому богу особый чертог (I,
607), здесь Гера снаряжается для своего путешествия на Иду (XIV, 154, 166 сл.). Здесь
боги вкушают пищу и собираются на совет (I, 522 сл., IV, 1 сл., 74, VIII, 2 сл.). Отсюда
Гера и Афина направляются в бой (V, 720 сл., 750), здесь ищут пристанища раненые
Диомедом Афродита (V,360) и Арес (V, 868 сл.). Сам Зевс сидит в это время на вершине
Олимпа и созерцает земные дела (V, 754). Также сидит он и смотрит в I, 498 сл., в XX, 22
сл. и в XXI песни, 339 сл. Сюда же приходит к нему обиженная Герой Артемида (XXI, 508
сл.). [309] Сюда же возвращаются с боя и прочие олимпийцы (XXI, 518). Отсюда боги
созерцают и последние бои около Трои (XXII, 166, 187). 14 раз Зевс называется просто
олимпийцем и 2 раза (I, 398, XX, 47) так именуются все прочие боги.
Таким образом, центральное значение Олимпа у Гомера как будто не может
подвергаться никакому сомнению. И все-таки это не мешает тому, чтобы Афродита имела
свое местопребывание на Кипре, а Арес во Фригии (Од., VIII, 362) или чтобы Посейдон
имел свой дворец под водой независимо от Олимпа (Ил., XIII, 32 сл.). Даже верная Зевсу
Афина живет на афинском холме, а Артемида больше в лесах, чем на Олимпе.
Все это необходимо иметь в виду при исследовании вопроса о богах у Гомера. В
науке эта противоречивая картина установлена уже давно в результате многочисленных
исследований и отдельных наблюдений. Элементарную сводку этого материала сделал уже
П. Кауэр в своей работе «Основные вопросы гомеровской критики», третье издание
которой вышло еще в начале двадцатых годов нашего века.
Здесь небезынтересно будет привести работу В. Отто «Боги Греции» ( W. Otto. Die
Götter Griechenlands. Francf. am M. 19473), в которой мы находим совершенно необычную
характеристику олимпийских богов в их универсализме. Казалось бы, времена
Винкельмана давно прошли и казалось бы, восхваление, идеализация и безоговорочный
морально-эстетический панегирик в отношении этих богов в настоящее время не мог бы
иметь место. В олимпийских богах раскрыта их тысячелетняя история со всеми
периодами звериности, аморализма, бесчеловечности, жестокости, порочности и