которых веление судьбы совпадает с волей богов, отражают собою гораздо более поздний
период, когда судьба уже не имела столь подавляющего значения. Наконец, тексты с
подчинением судьбы богам представляют собою результат новейшей для Гомера
цивилизации, когда возросшая власть человека над природой уже давала возможность
чувствовать себя свободнее перед непонятными и могущественными силами природы.
а) Судьба выше богов. Это понимание судьбы наиболее древнее, и у Гомера оно
представлено достаточно ярко. Но и в этом понимании тоже были свои собственные
периоды развития. И если бы мы захотели из этого древнего понимания взять наиболее
древний период, то мы столкнулись бы не только с безличной, непонятной и всемогущей
судьбой, но еще и с тою судьбой, которая действует мгновенно, неожиданно, внезапно и
которая, неизвестно откуда и неизвестно как, сразу создает непоправимую, катастрофу.
В сознании человека даже не успевает возникнуть какого-нибудь образа богини судьбы,
и никакого образа богини судьбы на этой стадии даже и вообще не мыслится.
Попадается несколько раз (Ил., V, 83, XVI, 334, XX, 477) стандартное выражение о гибели
на поле битвы: «глаза быстро смежила багровая смерть с многомощной судьбою». Другое
выражение (Ил., XVII, 478, 672, XXII, 436, 303) – «смерть и судьба его нынче настигли» (в
последнем из приведенных текстов отсутствует «смерть»). Подобное же [334] выражение
– «жребий смерти нежданно его здесь постигнет» (Од., II, 100, III, 238, XIX, 145, XXIV,
135). Умирающий Патрокл среди своих убийц, куда относятся также Аполлон, Евфорб и
Гектор, называет и судьбу (Ил., XVI, 849). Судьба может и «оковать» человека (IV, 517) и
«окутать» его (XII, 116).
Уже последние два текста переходят к более общему представлению о судьбе, не
только в смысле внезапной катастрофы. Другие тексты дают это обобщенное
представление о судьбе более определенно. Умирающий Патрокл, предрекая близкую
гибель Гектора, говорит, что последнему предстоит «смерть и могучая судьба» (XVI, 853,
ср. XXIV, 132). Прощаясь с Андромахой, Гектор говорит, что судьбы не избегнет ни один
муж (VI, 488). Ликаона тоже ожидает смерть и могучая судьба (XXI, 110).
Сюда же относятся многочисленные места из Гомера, где греческое слово moira –
«судьба» употребляется не столько в мифологическом смысле, сколько в общежизненном,
повседневном и нарицательном смысле слова. Когда, например, говорится вместо смерти о
жребии жизни (IV, 170), или о смерти как об «общей судьбе» (XVIII, 120), или о смерти
как о «судьбе» вообще (Од., XXI, 24), то во всех таких случаях мыслится уже обобщенное
представление о судьбе как о жизненной катастрофе вообще, и о внезапности уже нет
речи.
Это представление о мойре-судьбе, по-видимому, достигает даже
персонифицированного образа, хотя и редко. Ахиллу при рождении судьба выпряла всю
его жизнь (Ил., XX, 127 сл.). Гекуба говорит о Гекторе, что его судьбу выпряла «мощная
Мойра» (XXIV, 209 сл.). Поскольку прясть может только человек, то судьба здесь
мыслится, по-видимому, антропоморфно. Зевс, Мойра и Эринния ослепили Агамемнону
ум (XIX, 87) – тоже явная персонификация Мойры. В одном месте говорится также и о
нескольких Мойрах (XXIV, 49) и даже о нескольких Клофо (Од., VII, 197 сл., где с этими
Клофо выступает также и Айса – судьба, прядущие нить жизни Одиссея).
Преобладание судьбы над богами у Гомера особенно ярко проявляется там, где боги
трактуются просто как выполнители ее воли. Общеизвестно, что судьбу Гектора и
Ахилла. (Ил., XXII, 209-213), а также исход сражения троянцев и ахейцев (VIII, 69-74)
Зевс узнает путем взвешивания соответствующих жребиев на золотых весах. Вернуться
Одиссею от Калипсо домой решает судьба; но, как об этом отчетливо говорит сам Зевс
(Од., V, 41 сл.), веление этой судьбы должны выполнять боги. Ахейцы вопреки судьбе
хотели отправиться на родину, но Гера и Афина этому воспрепятствовали (Ил., II, 155-
165). Эней нападал на Ахилла, рискуя попасть в Аид, но Посейдон воспрепятствовал ему
это сделать именно ради исполнения воли судьбы (XX, 332-338). Посейдон предлагает
богам спасти Энея потому, что ему все равно суждено судьбою спастись для [335]
продолжения потомства (Ил., XX, 300-303). Когда Одиссей хотел отомстить Сарпедону за
убийство Тлеполема, то Афина воспрепятствовала ему это сделать на том основании, что
убивать Сарпедона не было суждено Одиссею роком (V, 674-676). Афина приближала день
гибели Гектора, потому что этому последнему гибель уже была назначена судьбой (XV,
612-614).
Одиссей в своем вымышленном рассказе говорит, что его спасли боги, так как ему не
было дано судьбой умереть (Од., XIV, 357-359). Он же вопреки судьбе должен был бы
погибнуть, когда его покрыла волна и когда он потерял присутствие духа; но ему помогла
Афина (V, 435 сл.).
б) Отождествление судьбы с богами. С ростом материального благосостояния
человека и с ростом его сознания ослабляется чувство зависимости от неведомых и
темных сил; и наряду с судьбой появляются боги, существа хотя и не сравнимые с
человеком по могуществу и мудрости, но уже существа разумные и разумно-волевые, а не
просто безликие и не просто лишенные знания и смысла. Как мы сейчас видели, сначала и
эти боги находятся в полном подчинении судьбе. Но наступает время, когда они
становятся вровень с нею, т. е. когда человек начинает находить в природе и обществе не
только разгул темных и неразумных сил, но также и нечто разумное, целесообразное и
закономерное. Эта ступень человеческого сознания, когда непонятные веления неразумной
судьбы в той или иной мере отождествляются с волей разумных и вполне индивидуальных
существ-богов, тоже нашла для себя отражение в поэмах Гомера; и мы должны ее
зафиксировать как определенную историческую ступень, нисколько ее не принижая и
нисколько ее не преувеличивая.
Ахилл намерен без страха принять смерть, если ее пошлют Зевс и прочие боги, хотя
тут же он говорит о зависимости своей смерти от судьбы (Ил., XVIII, 115-121). О
предопределении к смерти как со стороны Зевса, так и со стороны судьбы тот же Ахилл
говорит и дальше (328 сл.). Кони предсказывают Ахиллу гибель от бога, а он говорит о
своей гибели от судьбы (XIX, 417-421). Афина и Посейдон помогают Ахиллу в его борьбе
с Ксанфом, зная, что судьбой решено Ахиллу не погибнуть от Ксанфа (XXI, 288-291).
Патрокл, перечисляя своих убийц, называет и Мойру. Однако о гибели Патрокла решает
сам Зевс, предаваясь при этом глубокому раздумью (Ил., XVI, 644-651). Когда Зевс вселяет
страх в Гектора и медлит с гибелью Патрокла, опять говорится о весах Зевса (658). О том,
что Патрокла призвали к смерти сами боги, говорится еще раз (693). Таким образом,
участь Патрокла была решена совершенно в одинаковой степени и судьбой и богами. То
же самое нужно сказать и о гибели Гектора. С одной стороны, говорится об оковании
Гектора самим роком (XXII, 5) и далее о взвешивании жребиев Гектора и Ахилла на весах
Зевсом. А, с другой стороны, [336] Зевс предлагает богам решать вопрос о том, нужно ли
спасать Гектора от Ахилла или не нужно (174-176). А в дальнейшем, когда Афина
напоминает Зевсу о роковом предопределении близкой гибели Гектора (179-181), он
предоставляет ей полную свободу действий (185). И Афина ведет Гектора к гибели.
Последний обвиняет Афину в обмане и причиной своей гибели считает как Зевса,
так и судьбу в одинаковой степени (299-333). О Ликаоне тоже говорится, что в руки
Пелида его отдал бог (XXI, 46 сл.). Но сам Ликаон считает виновником своей гибели
опять-таки одновременно и Зевса, и судьбу (82 сл.) и еще «демона» (93). Троянца Асия