— О-о, жиртрест Билли! — улюлюкали шавки Барри. — Ты в прошлый раз заебато обосрал штаны!
— Идите отсюда, придурки! — мой сосед резво поднялся с кровати и схватил первое, что попалось в руки: крестовую отвертку. — Как же вы всех заебали, уроды! Как вас только земля терпит!
Не заметил я, как началась опасная суматоха, и над нами нависла угроза, точно дамоклов меч. Скулила умирающая собака, ругались парни с кулаками наготове, шипел дождь за окном. Я трус, потому что испугался того бедлама и тихо сбежал вон из комнаты. Но я хотел остановить эту кару над нашими душами. Хотел спокойствия. Хотел найти помощь. Клянусь, я готов был поверить в бога.
Прямо по коридору я налетел на Салли. Не знаю, откуда взялись те инфернальные ярость и ненависть. Не понимал, почему секундно стал чудовищно неправильным, как по щелчку рубильника. Я будто заставил ржавые шестерни двигаться, но в негативном направлении. В том, котором я озлобился на мир. Все это как взрыв, как пламя, как стихия, как что-то хтонически страшное. Я и сам испугался разверзшуюся бездну внутри, столь непроглядную и горящую в недрах адским огнем.
Я ударил ее. За предательство. За убитую веру. За боль.
Ее деликатные речи — фальшь. Пыль в глаза с иллюзией доброты и жертвенности. А на самом деле она смеялась надо мной, жалким пресмыкающимся, когда раздвигала ноги для Барри.
Я созвал все общежитие, поднял шум. Не зря: Билли закололи в неравной борьбе. Той же крестовой отверткой, которой он чинил мебель для первокурсниц. Его завернули в черный мешок и увезли, совсем как мусор. Я ощущал, как мир внутри переворачивался, гремел и протяжно скрипел, хотя вокруг все были сонны и спокойны. Снова то молчание. Всё вмиг перестало издавать звуки, я слышал лишь биение сердца где-то в горле. Молчали студенты, молчали небеса.
Я расплакался вместе с дождем.
— Билли-убилли, — шепнул мне ехидно Барри. — Он визжал, как свинья. Ты трус, бросил дружка… Какая жалость.
Я лишь молча ушел.
***
Не хочу пересказывать план мести.
Я повторил «Колумбайн».
Билли бы оценил. Я делал это и ради него.
Сначала я прострелил колени Салли, чтобы она не бежала от меня. Разбил ее лицо прикладом винтовки и заколол штыком, пробив паркет. Ее вопли были заслужены. Мне жаль ее.
Шутка.
После я нашел и Барри. Его дружки, что удивительно, обрели мозги и попытались сбежать. Забегая вперед, должен сказать, что их туши подорвались на бомбе с дюжиной других уродов общества. Я лишь помогал Земле очищаться от червей и мух.
Барри и сам наделал в штаны, когда я прострелил его мальчишеские яйца и мелкий член. Ублюдок, он страдал долго. С дырами в легком и животе.
Все эти мерзкие создания бросались прочь от меня, как от огня. А я шел твердой поступью, с ровной спиной и спокойным лицом. Шел размеренно, зная, что никому из них не выжить. Моя боль отразится на каждом. Это кара за безразличие. Бога нет, есть я.
И я устроил армагеддон.
***
—..он злится? — донесся голос Офелии позади.
— Нет, когда Стрелок злится, то бьет по морде..
Нет, я видел в ее мертвых глазах себя.
Свои глаза.
И почему-то увидел глаза тех, кого потерял.
Глава 18. Найти его
Дамьян, это ты? Я не помню, как выглядит твоё лицо.
— РАДМИЛА—
СЕЙЧАС
— «Антихристы»? — нахмурилась я. — Банда чертей, я поняла. И в чем ваша цель?
— Ну, мы типа убийцы и маньяки. За зелень любого достанем, — с неясной мне гордостью улыбался Цефей. — И, — он нагнулся к моему уху, — по секрету, ты теперь одна из нас.
— Я не давала согласия.
— О, это неважно. Айзек ведь твой мужик? Любовь-морковь, вся херня. Тебе будет выгодно с нами. — Он хлопнул по моему бедру. Кольнуло под гипсом на голени.
— Э… — я смутилась. — Мы просто друзья, и я его давно не видела, и вообще я не желаю его..
— И люблю всем сердцем, да, да.
Цефей был прав. Наверное. Я давно не видела Яна, уже начала забывать, как выглядит его лицо. Как лучезарна в темноте его улыбка. Мне стало паршиво, так, что я вновь почувствовала давление под языком — знамение скорых слез. И вновь жгучее желание воткнуть в горло нож, чтобы развеять тот слезливый ком.
Неделя в бреду, но я видела Яна рядом. Он будто и не уходил. Ежесекундно в моих мыслях и почти наяву.
Я только тогда осознала, что его нет рядом. И стало горько. Горько, как было ему, когда я наговорила ему столь болезненные слова. Я поздно опомнилась и заметила свои ошибки.
— Эй, эй, малыш, — Цефей неловко сел на колени перед моим лицом. — Ты чего?
— Леви, я-я должна найти Дамьяна. Я оставила его одного! Я не имела права делать это!
— Что случилось?
— Я обидела его, прогнала, накричала, унизила! Не знаю, я просто… хотела внимания тем вечером, а они с отцом забыли про меня и… и на утро я выгнала его. Хотела, наверное, чтобы он меня обнял, заставил молчать, а он ушел. Я целый день пролежала в постели, думала, что похмелье, ждала его, а потом вовсе потерялась. Была в бреду, не знаю… И только сейчас я поняла, что происходит! Леви, мне нужно к Яну! Айзеку! К нему, слышишь?
— Ох, — покачал он головой, — все вы девушки такие… девушки. — Леви обнял меня. — Мы вернем его. Верь мне.
— Есть какое-то «но»? Я права?
— Да, он попал в плохую компанию. Ковчеговцы ребята очень… скрытные и строгие до правил. Агент поит их какой-то дрянью, отчего они как белены объедаются. Дикие, злые, жестокие. Он также типа держит их в узде этим препаратом. Набедокурил, растрепал, предал — и укол чего-то второго, что в купе с другим смешивается в жуткий яд. И страшная смерть. Занавес.
— Нет, — я машинально дернулась, чтобы встать, но по ногам словно ударили молотом. — Черт!
— Ну-ну, Офелия, ты ногу сломала после полета из окна. Что случилось, кстати? Я лично привез тебя сюда. Уж позволь узнать.
— Эх, — вздохнула я, — это отец. Он наконец решил убить меня. Главную ошибку в его жизни. Раковую опухоль, мозоль, прыщ.
— Повезло, что я был на слежке. Мне было велено следить за твоим домом. Целую неделю я провел под окном. Скука смертная. И тут — бам! — ты вылетаешь со второго этажа.
— Я поначалу смирилась, что он убьет меня. Я всегда знала, что он когда-нибудь это сделает. А потом решила, что пусть идет..
— Нахуй! Правильно, малыш, — он лукаво потрепал меня по волосам. — Голодная?
— Жутко. И адски хочу пить.
— О'кей, щас будет. — Леви подмигнул мне и скрылся за дверью, скрытой во тьме.
Не успела я выдохнуть, как ко мне скромно присеменила девушка с блондинистым высоким хвостом. Она протянула мне сверток с чем-то теплым и зажато села напротив.
— Я Морган. Я слышала, что ты голодная. Там круассан с ветчиной, поешь. Цефея лучше не жди, он принесет тебе дохлого голубя и скажет, что это свежая куропатка. — Она чуть улыбнулась. — Офелия, я очень рада с тобой познакомиться.
— Мне так… неудобно, что ли… — зарделась я. — Вы ко мне так тепло отнеслись. За какие заслуги?
— Не нужны заслуги, чтобы заботиться о ближнем. Тем более, что ты наша семья. Скоро станешь.
— Морган, я не… подхожу в вашу банду.
— Чертей? — чуть рассмеялась она. — Да, я понимаю. Я тоже поначалу наотрез отказывалась принимать себя как убийцу. Тоже внутри боролись мораль и человечность, но… — Она с печалью покачала головой, устремив взгляд в пол. — Сейчас я ворую у людей органы и убиваю для лучшей жизни.
— Но ради чего?
— Ради себя. Нет смысла быть хорошим для тех, кому это безразлично. Не к чему ограничивать себя, чтобы умереть хорошим. Жизнь-то одна. И теряться в самокопаниях о правильности поступков нет смысла. В масштабе все неважно. Неужели тебе есть дело до мнений общества? Кто подумает, что ты монстр, а кто боготворит. Зачем жить по их шаблону, по их правилам, по их вкусам? К чему соответствовать их идеалу добродетели. Мы в мире животных. Убивать нормально.
Я замешкалась. Не знала, чем возразить.
— Здравствуй, Радмила, — сдержанно кивнула высокая женщина на каблуках. Судя по ее стати, она занимала роль лидера. Мудрая и спокойная. Ей внешне было около тридцати. — Меня зовут Эсфирь Кифа, я глава «Антихристов». — Она заправила черные волосы под каре за уши и пожала мне руку. — Добро пожаловать.