— Сбежать из группы.
— Ясно. Но они тебя живой не выпустят. Раз пошла наркота, то скоро тебя вовсе пришьют.
— Нейт… Я… Мне нужно просто сбежать. Ты знаешь про Дамьяна?
— Слышал. У них сейчас идет война из-за этого типа. А тебя уберут, как только извлекут выгоду.
— И что мне делать?
— Быстрее ловить Дамьяна и валить отсюда.
— Но это почти невозможно! К Яну не дают подступиться.
— Антихристы и не дают. Это вполне реально. Тебя загоняют в рамки и держат в узде. Ты просто не видишь. Я с этим Дамьяном дважды пересекался на улице. Так что устроить вам встречу реально. Никто его так не охраняет, как тебе кажется.
— Как? Помоги мне!
— Надо понять, кто предатель. И убить. Тогда можно будет не бояться уходить. Все решится, когда чертов ублюдок сдохнет! Если это Цефей… То я отрежу ему хер, твою мать!
— Вы же были друзья?
— Братья. Не по крови, но факт остается фактом. Я лично убью его, если окажется, что Иуда он.
— И какой план?
— Ты вернешься в группу и скажешь, что тебя поймал Ковчег. Скажешь, что сбежала. А там следи за ними изнутри.
— Это нереально. Я не смогу следить за каждым.
— Стрелок сразу минус. Он тоже под наркотой, значит, чистый. Леви, Эсфирь и Морган. Смотри за ними.
— У тебя есть хоть какие-то зацепки?
— Может, Морган. Она хорошо разбирается в медикаментах. И часто сама возит еду в группу, прикрываясь заботой. Могла подмешать что-то в еду.
— Зачем ей это?
— Я бы обрадовался, если бы знал мотив. Тогда было бы сразу ясно, кто. Может, двойной агент? Работает на других?
— Звучит так фантастически, — вздохнула я. — Все скучают по тебе. Морган до сих пор плачет.
Натаниэль поджал губы и отвернулся. Ножичком ковырнул край стола и снова взглянул на меня.
— Ты бы знала, как я хочу вернуться к ним. Это моя семья. Но я не могу, пока не узнаю, кто из них решил меня убрать.
— А после чего ты начал подозревать их в измене?
— Денег приходить стало вдвое меньше, мы стали ругаться между собой. Как будто этот урод специально нас провоцировал. Да и чувствовал, что что-то не то творится.
— Морган последний раз говорила, что общалась с Кузнецом. Они могли сговориться?
— Все возможно. Не хочу ее подозревать, но не имею на это права. Я ведь люблю ее.
— А мне сказали, что ты любил какую-то студентку меда..
— Нет, я наврал дебилу Цефею, чтобы он не подкалывал меня перед ней. А этот олух протрепал всей группе об этом. Но и саму Раэну я динамил, потому что она хотела серьезных отношений, а я хотел только спать с ней. Нет, я любил, но не настолько, чтобы жениться и так далее. А она хотела именно того от своего мужчины. Поэтому дальше поцелуев и неловких взглядов не дошло. Но сейчас… — Нейт сжал кулаки, — боже, я так хочу вернуться..
Я стеснённо обняла его. Странно, что ныне я была так тактильна к чужакам. Но мне было жаль его — одинокого и забытого, мертвого для близких.
— Давай вместе уберём этого урода и будем счастливы? — прошептала я.
— Я готов. Спасибо тебе.
***
Я должна была покинуть Натаниэля в ту же ночь, но он остановил меня.
— Я наблюдал иногда за тобой. И за вашими тренировками. Ты ведь хотела научиться самообороне?
Нейт достал из-под кровати катану.
— Забавно. Все люди держат под кроватями катаны и гранаты?
И я задержалась ещё на неделю. В том густом лесу, где гнила хибара Нейта, мы и упражнялись. Это было настоящее японское кэндо, — фехтование катаной. Я чувствовала себя истинным самураем, парируя его атаки, уклоняясь и коля в бока.
Мы упражнялись до измождения и падали на мох, спали по два часа и снова дрались, царапаясь и падая снова на тот же мох. Мои ноги выли, и я переставала их чувствовать, руки обессиленно роняли оружие, а я без сознания валилась на колени, чтобы не менее уставший Фауст унёс меня обратно в дом.
Мы ели овощи и мылись в тазу с ледяной водой, и иногда я засыпала прямо в нем, совершенно уставшая и слабая. Крепатура мучила меня во снах, и Нейту часто приходилось ложиться вместе со мной, чтобы вовремя разбудить и помочь перенести судороги в икрах. Ночи в той старческой обители пронизывали и без того замёрзшие тела колючим морозом. Я верила, что именно такие холода закоренели в Сибири, и люди там стали настоящими льдинами.
— «И только с медведями и спали, чтобы согреться», — смеялась я, падая на постель после тренировки.
Я рыдала, просыпаясь посреди ночи, и Фауст зачем-то дул мне на голени, когда мышцы внутри скрипели в спазмах. Я стёрла эмаль на зубах, и клыки стали более острыми, — прямо как у моего наставника. Я дважды прокусывала ими насквозь язык. А перед сном мы мечтали.
—..а я бы забрал Морган и улетел куда-то, где всегда тепло и солнечно, — делился Нейт.
— Дамьян тоже хочет. Только к морю, и чтобы не было людей. Он бы тебе понравился. Он тоже кровь любит. Только я не знаю, пьёт ли ее. Зачем ты это делаешь? — я перевернулась на живот и посмотрела на него.
— Она вкусная.
— Да ты шутишь! — я улыбнулась, ткнув его локтем.
— Правду говорю! Я ее сливал в бутылку и даже иногда жарил с мясом. Но самая вкусная — свежая, ещё горячая.
— Ты «Сумерки» перечитал в юношестве?
— Нет, — рассмеялся он, — просто однажды в детстве брат выбил мне все молочные зубы, и я напился крови ненароком. Вот и вошёл во вкус.
— То есть ты прямо, как вампир… э… берёшь и кусаешь человека в шею?
— Не-ет, клыки в фильмах и в реальности отличаются. В деле ты ими только с большим старанием проткнешь кожу, а до артерии и вовсе не доберёшься. Там только ножом если перерезать и куда-то сливать. Но можно и просто ртом присосаться. Но, опять таки, всю не выпьешь, даже если сильно постараешься. Литр максимум, потом блевать начинаешь от перенасыщения.
— Это так дико… — поразилась я. — Настоящий кровопийца.
— Не хватает фрака и светобоязни.
— А не мерзко?
— Мне нет. Только ВИЧ подхватить можно, потому я аккуратно к этому подхожу.
— Что, просишь сдать анализы?
Мы рассмеялись. Странно, что я стала такой открытой за тот месяц. В зеркале на меня смотрела не я: какая-то свежая и окрылённая девушка с блестящими глазами. Я считала, что это результат приёма наркотиков — отголоски искусственной эйфории и экстаза.
— Нет, молюсь богу, чтобы не заразиться.
— Умно. На то ты и Фауст — мозг Антихристов.
— Я просто стратег и великолепный человек. Я бы сказал даже, что сверхчеловек.
— А робости тебе не занимать.
А на рассвете, под утреннюю изморозь и леденящую свежесть хвои, мы снова брали старые катаны и шли крутить пируэты. Мокрая трава и слизни под ней настойчиво мешали нам работать — мы падали и сдирали об торчащие корни ладони. Я также заработала хороший шрам на бедре — веер моего же выпада на противника рассек плоть под самые мышцы. Мы с Фаустом долго копошились со швами и моими истериками, когда он заливал рану водкой и протыкал иглой.
На шестой день я потеряла сознание прямо посреди битвы, упав навзничь в траву. Помню, как перед тем я хрипела, еле хватаясь за воздух дрожащими губами, как облик Фауста плыл перед глазами, и как моя голова будто сдетонировала с глухим шипением в ушах. И темнота. Всю ночь тело знобило, и уставшие кости хрустели даже от вздохов.
— Прости, это очень экстремальное обучение, — он подул мне на лицо.
— Все нормально, я готова заниматься ещё.
— Куда тебе? Отлежись день.
— Нельзя. — Я поднялась на локтях, собираясь вернуться к катане. — Мне нужно быть готовой.
— К чему?
— Чтобы другие не страдали, когда придут убивать меня. Трой чуть не погиб дважды. Чтобы я могла предотвратить смерть Яна, когда за ним будут охотиться и Ковчег, и Антихристы. Хочу быть достаточно сильной, чтобы убить всех к чертовой матери! И, наконец, чтобы убить того, кто пытается убить меня!
— Как много «убить», — заметил он.
Я замерла.
Не знаю, зачем, но взглянула на себя в зеркале.