Когда надежность новообращенных получает окончательное подтверждение и наместник понимает, что им можно полностью доверять, юнцы могут сменить статус наркоторговца на «кукушку».[29] За ними закрепляют улицу, и надо контролировать, чтобы грузовики, которые поставляют товар в супермаркеты, магазины и лавки, были «своими», или же следить, чтобы дистрибьютором в магазине оказался нужный человек. На стройках тоже нужны «кукушки». Фирмы-подрядчики обычно отдают заказы строительным компаниям, принадлежащим каморре, но иногда работа достается тем, кому не следует. Выяснить, передают ли заказы на сторону, можно лишь с помощью долгого ненавязчивого наблюдения. Эту работу поручают новобранцам, которые следят, контролируют, докладывают о результатах наместнику, от него получают инструкции, какие действия предпринять в случае «неправильного» поведения подрядчика. Молодые ребята ведут себя как матерые каморристы и несут отнюдь не детскую ответственность. Раннее начало карьеры, затем стремительное движение вперед — и подобные взлеты, приводящие в высшее мафиозное руководство, модифицируют генетическую структуру клана. Подростки-наместники и боссы-мальчишки становятся непредсказуемым и безжалостным противником, следующим своей, новой логике и затрудняющим силам правопорядка и Управлению по борьбе с мафией понимание процесса его развития. Клан состоит сплошь из новых, незнакомых лиц. После проведения столь желанной Козимо реконструкции клана во главе целых отраслей наркоторговли оказываются пятнадцати- и шестнадцатилетние пацаны, под чьим началом ходят сорокалетние мужики, и подростки не чувствуют ни малейшего неудобства или смущения, отдавая приказы. Юный Антонио Галеота Ланца сидит, включив музыку погромче, в машине, где полицейскими установлен «жучок», и рассказывает о своей жизни наркоторговца:
— …Каждый воскресный вечер я получаю восемьсот-девятьсот евро, пусть эта работа и связана с крэком и кокаином, пусть за нее полагается пятьсот лет тюрьмы…
Все чаще молодые члены Системы прибегают к помощи «пушки», как они называют пистолет, чтобы получить желаемое — так мобильный телефон, музыкальный центр, машина или мопед становятся мотивами убийства. В Неаполе, наводненном детьми-солдатами, в лавках, магазинах или супермаркетах у касс нередко услышишь заявления наподобие этих: «Я из Системы Секондильяно» или «Я из Системы кварталов». Магические слова позволяют маленьким мафиози брать все что угодно, и ни один продавец никогда не осмелится даже заикнуться о деньгах.
В Секондильяно обновленную структуру военизировали. Мальчишек сделали солдатами. Пикачу и Кит-Кат привели меня в местную пиццерию к Нелло, выполнявшему ответственное задание: он кормил ребят из Системы, когда у них заканчивалась смена. Сразу за мной в ресторанчик ввалилась целая группа. Все неповоротливые, прямо увальни, кажущиеся толстыми из-за спрятанных под одеждой бронежилетов. Они оставили мопеды на тротуаре и зашли, ни с кем не здороваясь. Движениями и надутыми фигурами каморристы походили на игроков в американский футбол. Детские лица, у некоторых «бойцов» еще только борода расти начала, им было от тринадцати до шестнадцати лет. Пикачу и Кит-Кат усадили меня с ними, и вроде бы никто не возражал. Все что-то ели, но больше пили. Воду, кока-колу, фанту. Их мучила невыносимая жажда. Подростки попросили принести бутылку оливкового масла и поливали им каждую пиццу, жалуясь, что еда слишком сухая. У них во рту все пересохло: и слюна, и слова. Я сразу заметил, что они провели не одну бессонную ночь и были под действием таблеток. Им давали MDMA,[30] чтобы не клонило в сон и не хотелось есть слишком часто. Патент на MDMA принадлежал немецкой лаборатории Merck, которая во время Первой мировой войны снабжала наркотиком своих солдат — их называли Menschenmaterial, пушечное мясо, — таблетки помогали преодолевать голод, холод и страх. К этому же средству прибегали и американские шпионы. Теперь и маленькие солдаты получали свою долю искусственной храбрости и суррогатной выносливости. Они отрезали куски пиццы и ели, всасывали их в себя. От стола доносилось хлюпанье, какое производят старики, пьющие с ложечки бульон. Оторвавшись от еды, ребята снова стали заказывать воду целыми бутылками. И тогда я совершил поступок, за который мог дорого заплатить, но в тот момент мне казалось, что бояться нечего, передо мной сидели дети. Все равно дети, хоть и одетые в броню. Я поставил на стол диктофон и громко произнес, обращаясь к каждому из них, удерживая их взгляды: