Сент-Ив нанес побольше клея на подкладку фальшивых усов. Неловко получится, если их сорвет внезапным порывом. Изобразил на голове тощий клин челки, а брови зачесал вверх, возвращая себе сходство со взъерошенной обезьяной — в точности как и накануне. Одному богу ведомо, что ветер сотворит с его маскировкой; усилит ее, будем надеяться. Сент-Ив поднялся, накинул длинный плащ, сунул рукопись Оулсби под ковер, взял свежеотремонтированные часы и вышел в коридор. Там помедлил в задумчивости и вернулся в комнату. Не стоило привлекать к манускрипту лишнего внимания, лучше спрятать его на виду. Сент-Ив достал бумаги из-под ковра, переложил на ночной столик, растормошил всю стопку, а поверх бросил книгу и трубку — для пущей убедительности.
Пребывая в самом гнусном настроении, он тащился по улице с часами под мышкой. Похоже, сделано было чертовски мало. Он в Лондоне уже почти месяц, но еще даже краем глаза не видел легендарный корабль пришельца. И совершенно не представлял, что станет делать, если новый визит на Уордор-стрит увенчается удачей. Корабль в любом случае невероятно стар. Может статься, от него сохранилась лишь ржавая скорлупа, не годная ни на что, кроме как служить диковинным экспонатом, и скорее всего давно превращенная в некий омерзительный предмет телесного удовлетворения.
В конце концов, его собственный корабль почти готов к полету в глубины космоса. Со дня на день он получит оксигенатор — возможно, уже этим вечером Кибл доставит его на заседание «Трисмегиста». Если так, наутро Сент-Ив отбудет. Ему не придется блуждать в новых туманах. Уловка с часами либо выгорит, либо нет. Так или иначе, уже скоро он направится домой.
С другой стороны, события развивались в весьма необычном ключе — вся эта свистопляска с Нарбондо, Келсо Дрейком и беднягой Киблом. Но Сент-Ив прежде всего был служителем науки и лишь во вторую очередь — детективом-любителем. Клуб «Трисмегист» и без него справится. Кроме того, друзья всегда могут вызвать Сент-Ива из Харрогейта, если для устранения угрозы потребуется его содействие.
Он подошел к черному ходу особняка на Уордор-стрит и позвонил. Деревянно-кирпичное строение в старом немецком стиле прятало за собою уютный дворик, где рядом с замусоренным прудиком томился большой гранитный фонтан с журчащей, плюющейся водой скульптурой рыбы по центру. От чаши фонтана к грязному проулку вела мощенная булыжником дорожка. Несколько занавешенных кроваво-красной тканью окон слепо таращились во двор. «А внутри, похоже, темно, как в могиле, — подумал Сент-Ив, — что странно для такого денька, ветреного и ясного». Он позвонил еще раз.
С выигрышной позиции, занятой Сент-Ивом, проулок, оканчивавшийся, видимо, перекрестком с Бродуик-стрит, просматривался на добрую сотню футов. В другом конце он завершался тупиком: каменной стеной, гребень которой щетинился бутылочными осколками. Наконец Сент-Ив заслышал чье-то шарканье. Дверь приотворилась, и в щель выглянула грузная женщина, бледная, как обескровленный труп. Сент-Ив непроизвольно дернулся, затенил глаза козырьком ладони и быстро сообразил, что ее лицо покрыто мукой. Монументальный и по неясной причине чистый от муки нос торчал вперед, как горная вершина над облачной пеленой. Женщина молча рассматривала его сквозь прищур мясистых век.
— Часовщик, — объявил Сент-Ив, широко ей улыбаясь. Если что и давало ему абсолютное преимущество, так это знание, что постоянно хмурые люди не имеют для этого ни малейшего повода. Объяснялось это глупостью — глупостью, которая почти что призывала скорее ею воспользоваться. Женщина что-то промычала в ответ.
— Я отремонтировал ваши часы, — заверил ее Сент-Ив, демонстрируя означенный предмет. Женщина провела тыльной стороной ладони по щеке, размазывая муку, гулко шмыгнула носом. Потянулась было к часам, но Сент-Ив отвел их в сторону, на безопасное расстояние.
— Надобно утрясти вопрос об оплате, — сказал он, улыбаясь даже шире прежнего.
Женщина исчезла в сумраке дома, оставив дверь открытой нараспашку. Едва ли это следовало счесть за приглашение войти, но упускать столь удобный случай Сент-Ив не пожелал.