Обратив внимание на стоявший на аквариуме ящик Кибла, Шилох поднялся и, прежде чем Нарбондо успел его остановить, подошел и взял вещицу в руки.
— Надо же, какая прелестная шкатулка!
Метнувшись к нему, горбун выхватил ящик. Старик скроил обиженную гримасу и с нарочитым недоумением развел пустые ладони. Набычившись, Нарбондо отвернулся от проповедника и бережно установил шкатулку на крышке пианино.
В ходе этой суеты с ящиком кучка костей и сползший с края стола обрывок савана чуть шевельнулись, и сопроводивший их оседание шорох стер ухмылку с лица Шилоха. Похоже, к нему вернулось понимание, что на столе лежит тело его матери. Нарбондо подкатил на чайном столике свой распылитель, раздраженно отодвинув старика с дороги. Затем вытянул из шкафа невысокую каталку. Вместе с Пьюлом они водрузили на нее принесенного мертвеца и рычагом подъемника выровняли с мраморной крышкой стола. Из деревянной лохани под большой банкой, полной желтой жидкости, доктор достал ко всему безразличного, хоть и живого еще карпа, и шлепнул его рядом с трупом. Нарбондо работал быстро и искусно, но брови его были насуплены, а по лбу каплями сочился пот: доктор отлично понимал, чем именно занимается, и относился к этому со всей серьезностью.
Пьюл молча стоял рядом, время от времени нехотя помогая Нарбондо, когда тот утробным рыком отдавал соответствующие распоряжения, а затем вновь погружаясь в бездействие, — то ли от недостатка понимания происходящего, то ли из-за нежелания плясать под чью-то дудку. Старик тем временем устроился у окна и тихонько попискивал там от возбуждения: разворачивавшийся у него на глазах эксперимент быстро стряхнул с него весь флер холодной отчужденности. Но внезапно Шилох ахнул и невольно схватился за грудь:
— Где?.. — вскричал он, тыча пальцем. — Ее руки… где ее руки? Небом клянусь, Нарбондо, если ты все испортил, если только…
— Помолчи, старик! — рявкнул Нарбондо, оборвав его на полуслове. — Где они? Где прекрасные руки леди Сауткотт? — горбун строго взглянул на Пьюла. Тот похлопал глазами, не понимая, потом обежал комнату ищущим взглядом, нагнулся под стол. Кракен молча трясся на своем табурете.
— Ах вы, грязные!.. — задыхался от гнева проповедник, не в силах подобрать достаточно дрянное словцо, чтобы выразить свое возмущение. — Да я вас… — начал он опять, но на сей раз его прервал донесшийся от камина яростный шорох; кусочек угля с каштан величиной вылетел из ведерка и прокатился по полу.
— Крыса! — шепнул Нарбондо, дотянувшись до кочерги у дальней стороны камина и занося ее над головой.
— Проклятье! — взвыл старик, разъяренный тем, что Нарбондо оставил его матушку без ухода и погнался за крысой. Тем временем горбун, прижав палец к губам, склонился над ведерком: шедший оттуда шорох уже превратился в дикий стук, и над ведерком поднялось облачко угольной пыли. Ведерко звякнуло, заваливаясь набок и узкой дорожкой рассыпая у камина золу; по ней наружу выехали почерневшие останки павлиньей курочки, чьи переломанные крылья яростно бились, а голова моталась из стороны в сторону. И тут же, словно аккомпанируя, пианино разразилось бессвязными звуками, будто кто-то наобум колотил по невидимым клавишам. Кракен перекрестился, а Шилох распахнул окно во двор и закинул ногу на подоконник, готовясь выпрыгнуть.
Нарбондо свирепо взмахнул кочергой, целясь в скачущий костяк курочки, но всадил ее в ножку пианино. Мертвая птица испуганно взмыла в воздух, огласив комнату тонким свистом из обглоданной шеи, на которой кое-где еще болтались куски запеченной кожицы, камнем из пращи влетела в стену над аквариумом, расцветив скучную желтоватую штукатурку живописным пятном угольной пыли и жира, вслед за чем с плеском пала в воду, медленно погрузилась на укрытое слоем гальки дно и, окинув присутствующих последним скорбным взглядом, завалилась набок.
Пианино тем временем бесчинствовало, а ящик на его крышке пританцовывал в такт безумной музыке. Ободренный кончиной павлинихи и уверенный, что должному объективному отношению вполне под силу разрешить таинство незримого пианиста, Нарбондо стремительно бросился к инструменту и сдвинул назад верхнюю доску. Подобрав кочергу, он воздел ее к потолку и уставился внутрь, но не обнаружил там ничего, кроме скачущих молоточков. Покосившись на Пьюла, который уже успел отступить в угол с притихшим там Кракеном, доктор тихонько потянул вверх крышку клавиатуры. Та оказалась заперта. Озадаченный Нарбондо нашарил ключ, отпер крышку и, подняв ее, вскрикнул от удивления: его глазам предстала жуткая сцена. По клавишам бесцельно барабанили кости растопыренных, неугомонных пальцев Джоанны Сауткотт. Они бегали взволнованным аллюром туда-сюда по клавиатуре и, даже свалившись на пол, продолжали дергаться и приплясывать.