Тогда же горбун — доктор Игнасио Нарбондо — сгинул без следа. А Годелл бросился к двери, торопливо махнув Пауэрсу, нырнул в темноту и устремился на восток по Джермин-стрит, в сторону Хеймаркет. На другой стороне улицы Уильям Кибл распахнул дверь и радушно приветствовал Сент-Ива, который с изумлением всматривался в спешившую прочь от внезапно померкшей табачной лавки темную фигуру. Пожав плечами, ученый обернулся к другу, и обоих поглотила внутренность дома Кибла. Дела капитана всегда представлялись загадочными.
Улица была безмолвна и сыра, свежесть дождя на мостовой пропитала воздух табачной лавки, ненадолго напомнив капитану о брызгах морской пены и тумане. Но спустя мгновение морок рассеялся, унося с собою видение призрачных морских просторов. Капитан Пауэрс стоял в своей лавке, погруженный в раздумья; ленивый завиток дыма поднимался в темноте над его головой. В спешке Годелл забыл свою трубку. Утром он непременно вернется за ней, будьте уверены.
Неожиданный тихий стук в дверь заставил капитана вздрогнуть. Он ждал позднего гостя, но плетущиеся в ночи интриги могли вселить страх даже в статую. Пройдя ко входу, он потянул на себя тяжелую дверь; там, в тусклом свете уличного фонаря, стояла женщина в плаще с капюшоном. Она торопливо прошла в лавку, проскользнув мимо капитана, и Пауэрс притворил за нею дверь.
Вслед за Уильямом Киблом Сент-Ив поднялся тремя лестничными пролетами выше, в захламленную мастерскую. Поленья горели в железном коробе, дымом уносясь в ночь через сложенную из керамической плитки трубу, и огонь был такой, что в комнате, хоть и просторной, было душновато и почти жарко. Впрочем, в такую промозглую ночь тепло приятно бодрило, заодно помогая испаряться брызгам дождя, летевшим в комнату мимо черепиц крыши. Под самым коньком крыши — как раз над огнем — по соседству с витражным оконцем свесил свои исполинские листья инопланетного вида оленерогий папоротник, и капли воды, ползущие вдоль плохо законопаченной рамы, сочились с подоконника прямо в замшелый, прогнивший ящик, служивший растению домом. Почти ежеминутно, как только воды набиралось достаточно, из-под ящика низвергался маленький водопад, с шипеньем пара орошая раскаленный короб.
Почерневшие стропила круто уходили вверх, поддерживаемые несколькими большими балками, тянувшимися на все двадцать футов ширины мансарды и дававшими приют несметному количеству мышей, возившихся в мусоре и бегавших среди опор, подобно деловитым эльфам. С балок свисали всяческие чудеса: крылатые чудища, деревянные динозавры, маски из папье-маше, причудливые воздушные змеи и деревянные же ракеты, гуттаперчевая голова обезьяны с изумленным выражением на перекошенной мордахе, огромная стеклянная сфера, наполненная множеством крохотных резных фигурок. За долгие годы, проведенные под этими балками, ярко окрашенные воздушные змеи в форме экзотических птиц и глубинных рыбин заросли паутиной и пылью, кое-где покрылись бурыми пятнами грязной дождевой воды. Немалые куски давно отъели мыши и тараканы, устроившие себе укромные жилища в руинах подвешенных диковин.
Половицы красной сосны были, однако, чисто подметены; бесчисленные инструменты, висевшие над двумя верстаками, хоть и не создавали впечатления порядка, все же поддерживались в отменном состоянии, они тускло поблескивали начищенными медными и стальными деталями в мерцании полудюжины настенных светильников из дерева и стекла. Кашляя в рукав, Кибл смахнул кучку лиловых ракушек и калейдоскоп с одного из верстаков, а после обмел его щеткой конского волоса, чья изящная резная ручка изображала растянувшуюся в прыжке лягушку.
Сент-Ив громко восхитился щеткой.
— Нравится, да? — спросил Кибл.
— И весьма, — подтвердил Сент-Ив, большой поклонник философии Уильяма Морриса[12] в отношении гармоничного сочетания красоты и пользы.
— Нажмите на нос.
— Прошу прощения?
— На лягушачий нос, — терпеливо пояснил Кибл. — Ну же, жмите. Ткните кончиком пальца.
Сент-Ив нерешительно повиновался, и верх лягушечьей головы, от носа до середины спинки, скользнул внутрь тулова, открыв длинную серебряную колбу. Кибл вытянул ее из полости, отвинтил крышечку на конце, нашарил два стакана за грудой деревянной стружки и разлил две равные порции спиртного. Сент-Ив был потрясен.
— Так что там у вас? — спросил Кибл, осушив свой стакан и спрятав его обратно.
12
Моррис, Уильям (1834–1896) — английский поэт, писатель-утопист, художник и дизайнер, лидер «Движения искусств и ремесел» — художественного течения Викторианской эпохи, стремившегося противопоставить самобытное ручное творчество индустриализации буржуазного общества.