Все эти изменения происходили в середине миоцена, то есть двенадцать — пятнадцать миллионов лет назад, во времена расцвета копытных.
Коренными зубами перетирается пища — растительная пища копытных. Современные копытные в большинстве питаются травой. Нередко вместе с травой они захватывают землю, песок, и жеванье такой травы быстро изнашивает зуб — стирает его коронку.
Не в этом ли причина изменения коронки у древних копытных? Не произошла ли в те давние времена перемена в их пище?
А какая перемена в пище могла произойти и почему?
Древние копытные жили в лесах и на болотах. Переменить пищу они могли, только перейдя на другие места. На какие? Очевидно, на обширные равнины.
— Несомненно, так и было, — решает Ковалевский, — но почему новая пища у копытных появилась именно в середине миоцена, а не в другое время? Очевидно, произошли какие-то важные изменения в растительности Земли.
От ботаников зоолог узнал, что двадцать пять — тридцать миллионов лет назад травянистых растений на Земле было еще мало. Только с начала миоцена (двадцать пять миллионов лет назад) появилось множество луговых растений, появились обширные равнины, покрытые травой.
Жизнь на равнине была и хороша и плоха. На равнине издали виден враг, здесь не нападешь из-за куста, и это было хорошо для копытных. Изобилие корма, простор — тоже хорошо, но… вместе с травой, вырванной с корнями, на зубы попадали песок и земля. Коронки стачивались, зуб изнашивался, и животное оказывалось «беззубым». Оно, может быть, и не было старым, оно могло бы еще жить да жить, но зубы отказывались работать, и животное питалось все хуже и хуже: тощало от голода.
Травянистые просторы требовали других зубов, и естественный отбор подхватил мелкие изменения. Постоянный рост зубов оказался замечательным преимуществом в борьбе за существование, и коронка начала изменяться: отбор делал свое дело.
Эти изменения можно было проследить на многих копытных. У трехпалого анхитерия зубы были всеядные — кусающие. У гиппариона и лошади они изменились, стали высокими, приобрели постоянный рост.
Ответ был получен: причины изменений скрывались в перемене образа жизни. Изменение зубов было вызвано появлением луговой растительности: стала другой пища — оказались другими и зубы.
Зубы ископаемых копытных «ожили». Они рассказали о перемене в образе жизни копытных миоцена, нарисовали нам картину из далекого прошлого Земли.
Перемена образа жизни сказалась и на строении ног копытных. В болотах и лесах животное ходит по мягкому грунту, нередко вязнет в нем. Здесь важна широкая нога: более широкие копыта, шире раздвигающиеся пальцы.
Открытые пространства — степи, пустыни — требуют другой ноги. Здесь — на просторе — животное может мчаться с большой скоростью, а грунт не такой уж мягкий. Узкие копыта в степи полезнее.
У непарнопалых жизнь на открытых пространствах привела к тому, что число пальцев сократилось до одного. Появилась однопалая нога и прекрасные бегуны — лошади и их ближайшая родня.
Монографии В. Ковалевского замечательны. Ими мог бы гордиться заслуженный старик ученый, спокойно работающий за письменным столом, в большом уютном кабинете. А Владимир и работал и учился сразу, переезжал из города в город, заботился о Софье и нередко сидел без копейки денег.
Это было самое тяжелое — вечные заботы о деньгах, вечные хлопоты с кредиторами. В музее ждут интересные кости, а нужно сидеть над переводом, чтобы заработать несколько десятков рублей. В Северной Америке найдено множество остатков копытных, но… какая там Америка, когда нечем платить за комнатенку в Европе! Хорошо бы напечатать монографию в Лондоне, но за таблицы рисунков нужно платить (этот милый обычай сохранился в ряде научных английских журналов и в наши дни: за изготовление клише рисунков платит автор). Денег нет, а рисунки стоят сотни рублей.
Чаще и чаще Ковалевский думает о возвращении домой, в Россию. Там можно получить кафедру, и тогда профессорское жалованье успокоит кредиторов, не нужно будет думать о каждой копейке. Но… титул «доктор философии Иенского университета» не открывает дороги к кафедре в России. Нужно сдать магистрантские экзамены, защитить диссертацию на магистра, а потом — на доктора. Что ж, ведь его знает вся ученая Европа, он не новичок, он — автор больших монографий. Правда, они еще не вышли в свет, но ведь о них все знают, их не просто хвалят, ими восторгаются. Монография об анхитерии, написанная на французском языке, послана в Петербург, для издания в трудах Академии наук. Ее можно издать отдельно, на русском языке — и диссертация готова.