Ощущение - как в общаге. После одиннадцати - домой не приходи. Только здесь вместо сонной злобной бабушки-вахтёрши - здоровые мужики-воротники. Тоже сонные и злобные. Очень.
Они бы и слушать не стали, но "профессиональный опыт": как в зубы получать - знают регулярно. Услыхали про "гоньбу князя Суждальского" - стали материться тише. Но не перестали.
-- А хто? А чего? А с чем? А к кому? А почему трое? А звать как? А до утра?...
Вот теперь я понял - почему Тихое Лето такой молчальник. Как у тригера - два режима. Либо - орёт:
-- Гоньба! Открывай!
Либо молчит. На вопросы не отвечает, в разговоры не вступает.
Пришлось воротникам пошевелиться - снять бревно засовное, ворота приоткрыть, проводить нас до ворот двора посадника.
Там - снова. Слуги уже конкретного боярина. Которых нет. Спят они. А вот собаки из-за забора и по всему городку - с ума сходят, на цепях рвутся-давятся. Такое... полу-повешенное многоголосье. Со всех сторон.
До симфонического оркестра Большого театра на 250 музыкантов не дотягивает. Но - близко.
Тут были слышны и сиплый, глухой лай какого-то старинного стража Шошинского посадника, и тявканье задорной шавки, и завыванье озлившегося волкопеса, и звонкий лай выжлятника... Все сливалось в один оглушительный содом. Вдали слышались ржанье стоялых коней, мычанье коров и какие-то невразумительные людские речи.
Постояли, покричали, в ворота постучали. С тамошним сторожем по-препирались.
Я уже сена кучку у забора приметил. Сенцо, конечно, сырое. Но если мою зиппу подольше подержать... Запалю и к воротам - такая дымовуха получится!
С той стороны ворот сообщают:
-- Послали до господина - спросить его милость.
Воротник, что нас сопровождал, ушёл к себе в караулку досыпать, а я проводника спрашиваю:
-- А ежели война? Ворог придёт? Вот так и будешь ждать? Под одними воротами, под другими?
Молчит Тихое Лето. Только фыркает зло.
Глава 524
Едва ворота приоткрыли, как до десятка собак с разнообразным лаем, ворчаньем и хрипеньем бросились на нас. Псы здоровенные, жирные и презлые. Кроме маленькой шавки, с визгливым лаем задорно бросавшейся под ноги, каждая собака в одиночку на волка ходила.
-- Лыска!.. Орелка!.. Жучка!.. По местам, проклятые!.. Цыма, Шарик!.. Что под ноги-то кидаешься?.. По местам...
кричали на собак посадниковы слуги и насилу-насилу успели их разогнать.
Вот так и живём. Не ждём тишины. Ибо - не дождаться. При таких-то сворах.
Привели к посаднику. Шошинский посадник боярин Рюма. Злой, как его собаки. Ещё - толстый, бородатый, невыспавшийся. В шубе на исподнее. Руку тянет:
-- Давай.
-- Чего?
-- Как чего? Грамотку. Или ты... Слуги! Имать злодеев!
Слуги повыскочили. Кто в чём.
Виноват - все в исподнем. Правильнее - кто с чем. Кто - с поленом, кто - с ухватом. Одна чудачка - с полотенцем наизготовку.
Пошёл такой... нервный разговор.
-- Рюма, ты его знаешь?
-- Я те не Рюма! Я те господин посадник Шошинский! Имай их!
-- Я те дам имай! Уши отрежу.
Мы-то с саблями, по форме. Гонцы хоть и не в бронях скачут, а при оружии - в дороге всякое может быть.
"Но выдаст шапку только с бою.
И то - лишь вместе с головою".
У нас не шапка - сумка кожаная красная. Там, вроде, княжеская грамотка лежит. Но к бою - готовы постоянно.
Посадник моего проводника прежде видал, но не помнит. А с чего боярину доброму - всякую вестовщину в лицо помнить? Много вас таких туды-сюды поскакивает.
Пока идёт трёп, смотрю - прислуга уже и брони вздела, и клинки сыскала. Как бы тут дело к кровопролитию не пришло. Мы, конечно, в гонцовых шапках и кафтанах, но...
Привели "начальника местной почты". В городках и свои гонцы есть. Понятно, что эти люди между собой профессионально общаются, друг друга в лицо знают. Опознал он наше Тихое Лето.
Дальше уже спокойнее. Хотя не без взбрыков.
-- Я - Иван, Воевода Всеволжский.
-- Ну и пошёл нахрен! Утром приходи, тогда и поговорим.
-- Можно и утром. Только я иду ныне по спешному делу князя Суждальского Андрея Юрьевича. Тебе спать охота, а делу светлого князя - промедление.
-- Ну и хрен с ним!
-- С кем?! Со светлым князем Андреем Юрьевичем?! Так ему и передать?
Мужик спросонок ляпнул. Да и испугался.
Пошло легче. Но не на много.
-- Болтунов с поруба привесть? С чего это? Суд - тысяцкого. Хотит - казнит, хотит - милует.
-- Ежели люди мои, то нет. Об чём мы с князь Андреем недавно сговаривались. Ты про то ещё не знаешь, но коли ты дозволишь их казнить, то будешь первым. Кто наш уговор с князь Андреем порушит.