Он - просто объект. Для моих мечт. Как фото киноактёра на столе девочки-подростка. А субьект-то я. Чувства - мои. И вина за них - тоже моя.
Прошли годы. Мы менялись. В разные стороны, с разной скоростью. Я вырос. Телом, душой, умом. Учился, творил. Сотворял. Создавал. Город, людей. Стал Воеводой Всеволжским. Надеждой и защитой для тысяч людей. А ты так и остался. Нормальным святорусским боярином. Хотенеем Ратиборовичем.
"Надежда" была предана. Вместе с "верой" и "любовью". Преданы и проданы. За перспективу протекции. При дворе какого-то Великого Князя. Чего-то там.
Мне пришлось вырастить новые. "Веру" - в себя, "надежду" - на себя, "любовь" - к себе. Вырастить. На очень... "каменистой почве", на простом правиле: "Воли своей не отдам никому".
Это - тяжко. Большинство хомнутых сапиенсов такой труд... избегают. Мне - пришлось.
Странно. Грустно. Горько. Стыдно. Себя. Своих чувств. Своего идеала. Собственных восторгов, радости. Трепета чувств. Виртуальная картинка оказалась не совпадающей с реалом. Мираж. Воздушный замок. Бывает. Но сколько же моих собственных сил душевных было вложено, было вызвано тем образом! А образ-то оказался... п-ш-ш.
Забавно. Стыдно своих тогдашних страхов, растерянности, непонимания. Но куда стыднее память о своём счастье, восторге, надежде.
Счастье стыднее горя?
А впрочем... пофиг. Всё прошло. Скучно. Неинтересно.
"Время - лучший лекарь". Лечит не только от боли, но и от радости.
Мой неотрывный взгляд несколько обеспокоил Хотенея. Он ожидающе уставился на меня. Я глубоко задумался, тяжело, встряхнутыми побоями мозгами, размышляя о прошлом, рефлекторно провёл себя по груди, счищая лишнюю мазь. Он, кажется, удивился. И - обрадовался. Чему-то. Рявкнул на прислужника. Тот посмотрел на меня как-то зло. Обиженно попытался возразить своему господину. Но был им вытолкнут в дверь.
Парень чем-то неуловимо похож на Корнея. Тогдашнего, киевского ещё, наложника Хотенея, моего соперника в борьбе за внимание господина. За право быть наиболее желаемым вместилищем хозяйского уда. Корней тогда до-ревновался. До застенков пытошных. Теперь этот. Ревнует? Ко мне?! К "Зверю Лютому"?! - Нет, конечно. К очередному объекту увлечения повелителя, к "шкурке серебряной".
Всё как прежде. Этих людей не интересуют мои знания, умения, возможности... Они понимают только привычные этикетки. Для них нет человека, нет реальности - это сложно. Это - думать надо. Смотреть-видеть. Только ярлыки. Так проще.
Они видят не Воеводу Всеволжского, не создателя и государя нового обширного владения, городов и весей. Правителя, полководца, изобретателя, организатора, учителя... Человека. Не бывает здесь просто человека! Есть боярин, поп, смерд. Или - холоп. Инструмент для удовлетворения нужд владельца. Все роли расписаны. Даже не с рождения - с дедов-прадедов. Этот - господин, тот - орудие говорящее.
Люди судят по своему опыту. В его рамках. Выходящее за рамки, новизна... - Не, не бывает.
"Что было - то и будет. И нет ничего нового под луной".
Был Ванька - любимый холоп. Может стать - нелюбимым, может - беглым. Но холопом - останется. Как и боярин. Может - стать важным, может - опальным. Всё. У них даже мысли возникнуть не может, что давешний наложник - воевода. Так не бывает. Противу всех законов людских и божеских.
Они в этом уверены. Это их вера. Их надежда. На неизменность мира. Их любовь. К вечному "нет ничего нового". Никакие аргументы и прецеденты - не переубедят. "Священная триада" - не рациональна, не разумна. "Вера, надежда, любовь" - где здесь место для информации, логики?
Собственный локальный опыт - абсолютизируется. Об ином, о возможных вариантах - не знают. И знать - не хотят. "Знать" - тяжело, трудно. А мы так, по простому. Беглый холоп? - Сыскать и казнить. Таково общее, общественное мнение. Всенародный обычай. Выражено в форме национального "вечного" закона, "Русской Правды".
Хотеней, видимо, понял мой задумчивый неотрывный взгляд, случайное движение руки, как намёк. Как приглашение. Понял так, как ему представлялось "правильно". В меру собственного понимания и соображения.
"Мы видим только то, что мы готовы увидеть".
Выгнав прислужника, многообещающе улыбаясь под моим остановившимся взглядом, он начал раздеваться.
До меня дошло не сразу. А когда я дёрнулся, скривившись сразу от боли в спине, Хотеней заторопился, успокаивающе бормоча:
-- Сща-сща, погодь малость. Я ж завсегда знал - ты парнишка крепкий, всякое чего вынесешь-вытерпишь. За-ради господина свого удовольствия. Я ж вижу - ты в животе. И сразу ж... Старая-то любовь - не ржавеет, оно ж завсегда... Я ж у тя, помнишь? - хе-хе... первый. У тя после много-то...? Не-не, я не сержусь. Судьба у тя такая. "Кто прошлое помянет...". Чую-чую - разгорается у тя. Ждёшь - не дождёшься. Потерпи чуток. Счас побалуемся. Сщас уж мы... за все годы-пропуски... Целочка моя серебряная.