В Городце я "завис" - кучу дел пришлось решать спешно, по телеграфу. Особенно "горячих" здесь, в нынешнем продвижении Всеволжска вверх по Волге, в очень ограниченном времени - последние недели перед ледоходом.
Пока у меня нет однозначного запрета Боголюбского - делаю как уговаривались.
...
-- Ну что, Урюпа. Был ты душегуб, стал градоначальник. Не худой. Я гляжу, ты тут Городец славно обустраиваешь. И округа по уму становится. И помощники у тебя разумные, вроде. Дело понимают, что, к чему - соображают. Сам-то не заскучал?
-- Ты, Воевода, это к чему?
-- В Кострому посадником... Как?
-- Вона чего... А...?
-- Решаемо. Давай-ка прикинем...
Через неделю воинский отряд с Чарджи во главе, с Чимахаем в роли "разносчика слова божьего", с пересидевшем у меня зиму Гладышем, с Урюпой и другими многими гражданскими людьми и необходимыми припасами - двинулся от Городца вверх по Волге. На Унжу, в Кострому, в Галич...
...
По приезду в Городок я собрался-таки с духом и, понимая, что тянуть уже нельзя - Тихое Лето доберётся до Боголюбова, а надо, чтобы моё донесение попало к князю Андрею раньше, сел сочинять послание. Отчёт о провале.
Подробностей - минимум. Но - чтобы у Боголюбского не возникло подозрений. И таких, чтобы не выглядело, будто я пытаюсь отвлечь внимание на мелочи. И, безусловно, ни в коем случае, что я - беглый холоп. Который убил своего хозяина.
Тут уж для него не будет иметь значения - кто я и чего сделал. У него - "твёрдые принципы". Мне смерть - однозначно. Хоть бы я из земли золото возами выкапывал и ему слал - неважно. Он - правдоруб и законобдень. Фанатик законности и столп православия.
Вот если бы я Хотенею отдался, у него остался, да Андрею весточку послал. То он... меня бы выкупил. Может быть. В челядь дворовую определил. Коли бы доказал годность свою - в помощники скарбника поставил. А чего? Читать-писать умею.
Нет, не годен. Я пишу с разделением на слова и скорописью - на Руси так не умеют, правильным письмом - не считают.
Ну, другое бы чего сыскалось. Стремя господину держал бы да ответствовал. Когда спросят. Он бы меня ценил. Даже порол бы не сильно. За не совпадающие с его мнением сентенции. Даст по-отечески в морду. Сапогом. Чтоб место своё помнил. А потом, поди, и одарит. Теплыми портянками, а то - и штанами новыми.
Виноват - портками.
Но убийство Хотенея... - смерть без вариантов.
Даже картинка того, что я на церковном дворе шапку не снял... уже нехорошо. А уж попытка самообороны против вятших...
-- Ты ж в сермяге? Какая у сермяжника может быть оборона? Сам дурак.
По счастью, Андрей привычен к краткой, командной речи. Кавалерист - "неколи рассусоливать". Я об этом уже...
Короче: опознали смоленские стражники. И это правда - спаситель мой. Пришлось убивать. И быстренько сваливать. Спасая свою голову и твою, княже, честь. Я ж там - твой шпиён был. Коней оставшихся тебе Тихое Лето приведёт, сёдла он продал. В прочем - следую нашей договорённости: отправляю людей в Кострому и Галич, две бригады строителей вышек в Боголюбово... и т.д.
Лазарь отнёс моё послание Боголюбскому, получил обычный недовольный фырк. И две фразы:
-- Серебро привёз? Пусть делает.
Позже я узнал - был у Андрея в Луках свой человечек. Ситуацию тот уловил со стороны, без некоторых важных подробностей. Все подумали на новгородцев, на людей Якуна. Наш уход к Ильменю был тому подтверждением. Ропак, вернувшись в Новгород "на всей своей воле", пытался вести сыск какого-то здорового лысого мужика из смердов или дворовых. Но времени у него не было: "Станем промышлять о себе, не то начнут об нас другие промышлять". Другие - начали.
Чарджи повёл караван вверх по Волге, а на Днепре в этот день принял свой смертный час Великий Князь Киевский Ростислав Мстиславович. "Тихим голосом читая молитву, смотря на икону Спасителя и проливая слезы Христианского умиления".
Закончилась эпоха.
Здесь, среди сугробов над Волгой это незаметно. Да и вообще - не думаю, чтобы на "Святой Руси" это понимали. Но я-то, попандопуло иггдрасилькнутое, "прозревая грядущее" по учебнику истории, чувствую: кончилась Русь Киевская, начинается Русь Московская.
Ещё "дышит" "путь из варяг в греки", ещё не было погромов итальянских купцов в Константинополе, ещё не случился захват крестоносцами Константинополя, ещё не пал Иерусалим. Ещё не вышли на Балтику массово немцы, Ганза - в зародыше. Границы государств и вер ещё не сдвинулись. Торговые пути и экономики только набухают, только собираются перераспределиться.
Но я-то, кукарекая с верхних ветвей мирового дерева Иггдрасил, понимаю. К древней новгородской "свободе", круто замешанной на ещё родовой архаике с вкраплениями торгашеской продажности, к стремительно нарастающей раннефеодальной "братской любви" рюриковичей, в форме бесконечной междоусобной войны - естественной, обязательной фазе феодализма, добавляется третья... "тень". "Намёк". Сам ещё этого не осознающий.