Филип Дик
Гончарный круг неба
Синтии Голдстоун посвящается
Глава 1
Его отец тоже был Мастером. Он также воскрешал из небытия бесценную керамику, сохранившуюся с Ветхих Времен. Давным-давно, еще до войны, люди не все подряд лепили из пластмассы. Оставались светлые головы, которых воротило от квадратов и прямоугольников, тупой геометрии железобетонных джунглей.
Керамический сосуд — вещь удивительная. Каждый образец, который приходилось реставрировать, он запоминал навсегда. Форма, текстура, глазурное покрытие — все это оставалось не только в памяти, но западало глубоко в душу.
Правда, сегодня уже никто не нуждался в его помощи. На планете сохранилось слишком мало керамических изделий, счастливые владельцы старательно следили, чтобы их сокровища не портились.
«Я, Джо Фернрайт, — лучший мастер на Земле, — убеждал он себя. — Я, Джо Фернрайт, — не чета другим».
В его мастерской пылилась груда футляров — пустые металлические коробки. В них он обычно возвращал клиентам восстановленные сосуды. Теперь заказов нет. Верстак пуст вот уже семь месяцев.
У Джо за месяцы вынужденного безделья была уйма времени, чтобы подумать. Он прикидывал, не стоит ли ему все бросить и заняться чем-нибудь другим — какой угодно работой, лишь бы не сидеть на пособии. Может, у него страдает качество, и клиенты обращаются к другим мастерам? Как-то раз у Джо мелькнула соблазнительная идея самоубийства. Потом пришла мысль о тягчайшем преступлении — грохнуть кого-нибудь из высшей иерархии КПСЗ (или полностью — Контрольно-Прогрессивного Сената Земли). Но что бы это дало? Скорую расправу, и только. К тому же, если честно, жизнь совсем неплохая штука. Даже когда все валится из рук и идет наперекосяк, остается одна лазейка. Одна отдушина в беспросветности бытия, называемая Игрой.
На крыше своего жилища, с термосом для ленча в руках, Джо Фернрайт ожидал транзитного аэробуса. Холодный утренний ветер пощипывал кожу. Джо ежился. «Вот-вот появится эта жужжалка, — думал он. — Впрочем, она может оказаться переполненной. Тогда она не остановится, а прожужжит мимо, набитая под завязку. Впрочем, я могу и прогуляться».
Он уже привык ходить пешком. Правительство жутко запустило общественный транспорт, как и все остальное. «Черт бы их побрал, — ворчал про себя Джо. — Или, точнее, черт бы побрал всех нас». В конце концов, он тоже был частицей гигантской паутины, которая повсюду распростерла свои липкие сети, словно в любовном экстазе заключив всех землян в объятия смерти.
— С меня хватит, — буркнул мужчина рядом с Джо. На его гладко выбритых скулах ходили желваки.
— Я спускаюсь по желобу на уровень земли и иду пешком. Всем привет. — Мужчина протиснулся сквозь толпу ожидающих, толпа сомкнулась позади него, и он исчез.
«Я тоже пойду», — решил Джо и направился к желобу. За ним последовали и другие ворчуны.
Он вышел на уровне улицы, ступил на потрескавшийся тротуар, глубоко вздохнул и зашагал на север.
Жандармский крейсер, плавно опустившись, завис над головой.
— Эй, ты ковыляешь слишком медленно, — окликнул Джо громила в униформе и прицелился лазерным пистолетом. — Ну-ка, пошевеливайся, или я тебя прихвачу.
— Клянусь Богом, я сейчас прибавлю шаг, — отозвался Джо. — Я только что вышел и просто не успел набрать скорость. — Он пошел быстрее, приспосабливаясь к темпу других, проворно снующих пешеходов, как и он, довольных хотя бы тем, что у них есть куда спешить в этот промозглый четверг в начале апреля 2046 года, в городе Кливленде, в Народной Автономной Республике Америке (или сокращенно — НАРА).
Серые тени людей скользили по разбитым тротуарам — если не по важным делам, то хотя бы в поисках какой-нибудь работы. Может, найдется кто-нибудь, кому нужны твои знания и опыт?Его так называемая мастерская — по сути дела, жалкая каморка-модуль — вмещала верстак, инструменты, груду пустых металлических футляров, небольшой стол и старинное кресло — обитое кожей кресло-качалка, принадлежавшее когда-то деду, а затем отцу. Теперь в нем угнездился Джо — просиживал изо дня в день, из месяца в месяц.
Еще здесь была одна-единственная керамическая ваза, приземистая и широкая, украшенная бледно-голубой лазурью по белому фарфору. Джо нашел ее много лет назад, определил, что это японская работа семнадцатого века. Он обожал эту вазу и сумел пронести ее в сохранности сквозь все невзгоды, даже сквозь войну.