Джо попробовал Иудаизм.
— Возьми миску супа из марсианских червей... — сладко запел рабби, но у Джо кончились монеты. Без денег не бывает исповеди, и голос из автомата угас — или, может быть, заснул. Кто их разберет, этих роботов...
«Суп из червей, — повторил Джо. — Самый крутой деликатес.^ Что ж, наверное, рабби прав, сейчас лучше всего сходить перекусить».
В ресторане космопорта он едва успел присесть на табурет и взять меню, как к нему обратился сосед:
— Не хотите ли сигарету?
— Господь с вами! Нельзя же курить в помещении — особенно здесь... — Джо повернулся к собеседнику и застыл на полуслове. Он понял, с кем говорит. Рядом с ним, в человеческом обличье, сидел Глиммунг.
— Простите, у меня и в мыслях не было вас пугать, —. успокоил Глиммунг разволновавшегося Джо. — Ваша работы превосходны, я вам об этом уже говорил. Я взял вас именно потому, что считаю вас лучшим керамистом на Земле; об этом я тоже говорил. Служитель культа был прав: вам надо поесть, чтобы немногоприйти в себя. Я сейчас что-нибудь закажу. — Глиммунг кивнул роботу-разносчику, одновременно раскуривая сигарету.
— Разве они не видят, что вы курите? — изумился Джо.
— Нет. — Глиммунг огляделся по сторонам. — Робот даже не замечает моего присутствия. — Он повернулся к Джо. — Заказывайте сами, что пожелаете.
Проглотив полную миску супа из червей и выпив кофе (как и полагалось по закону, кофе не содержал кофеина), Джо заметил:
— Боюсь, вы не понимаете, что со мной творится. Для такого, как вы...
— Для какого, как я? — переспросил Глиммунг.
— Ну, вы же знаете... — смутился Джо.
— Ни одно из живых существ себя не знает, — заявил строго Глиммунг. — Вы не знаете себя, вы не имеете ни малейшего понятия о главных своих способностях. Знаете, что для вас будет означать Подъем? То, что было скрыто в глубине вашего естества, то, что дремало в состоянии эмбриона, — все это будет реализовано. Кто причастен к Подъему, кто вовлечен в этот процесс, со всех планет, разбросанных по Галактике, — все смогут быть. Ведь вас никогда не было, Джо Фернрайт. Вы только влачили существование. Быть — значит свершать. И мы совершим великое дело, Джо Фернрайт. — Голос Глиммунга зазвенел, как сталь.
— Вы пришли рассеять мои сомнения? — обиженно проскрипел Джо. — Именно для этого вы здесь появились? Убедиться, что я не передумал и не сбежал в последний момент?
Джо, разумеется, понимал, что городит абсолютную чушь. Вот уж важная птица нашлась! Именно из-за него, Джо Фернрайта, Глиммунг, разрываясь между пятнадцатью мирами, тратит свое драгоценное время, несется на окраину Галактики подбадривать какого-то жалкого горшечника из города Кливленд. Бред чистой воды! Еще один самообман! У Глиммунга без Фернрайта хватает забот, и куда более важных...
— Это как раз и есть «важная забота», — ответил Глиммунг, прочитав мысли Джо.
— Почему?
— Потому что нет забот второстепенных. Как нет второстепенной жизни. Жизнь насекомого или паука так же значима, как ваша, а ваша — так же, как моя. Жизнь есть жизнь. Вы хотели бы прожить столько же, сколько я? Однако провели семь месяцев в адском состоянии, день за днем ожидая, пока наконец случится то, что вы считаете везением... Вот так же ждет и паук. Представьте себе паука, Джо Фернрайт. Он соткал паутину, сделал маленькое укрытие и сидит в нем. В его лапках нити, ведущие во все концы паутины. Как только в ловушку угодит пища, он получит сигнал. Для паука это вопрос жизни и смерти. И вот он ждет. Проходит день. Два. Неделя. Он все ждет: а что ему остается, кроме как ждать? Он словно нищий рыбак, закинувший удочку в ночную мглу... может, что-то появится, и он будет жить. Или же ничего не придет. Однажды он впадает в отчаяние: «Все. Добычи не будет. Поздно». И действительно, уже поздно. Он так и умирает в ожидании.
— Но я таки дождался, — буркнул уязвленный Джо.
— Да. Я пришел.
— Вы взяли... — Джо осекся. — Вы подобрали меня из жалости?
— Ничего подобного, — сказал Глиммунг. — Подъем потребует великого таланта. Многих талантов, знания многих ремесел, огромного количества искусных мастеров. Вы взяли с собой тот фрагмент?
Джо вынул из кармана куртки осколок божественного творения и поставил его на столик, рядом с миской из-под супа.
— Их тысячи, — продолжил Глиммунг. — У вас, как я полагаю, в запасе еще сотня лет. Но это ничтожно мало. Вы будете бродить среди чудесных обломков до конца своих дней. Но кто знает, может, и исполнится самое сокровенное: вы сможете в полной мере быть. И причастившись к бытию, пребудете навсегда. — Глиммунг поглядел на часы. — Через пару минут объявят ваш рейс. Пора.