- Ты, наверное, совсем допился, - выставил предположение полковник. Полная деградация, что ты там замыслил?
- Господин Ефимов, мне кажется, что мертвец не за того себя выдает.
- Ты чокнутый, Гончаров. Ладно, санкцию я получу, но гробокапателем ты будешь сам. Только смотри, не наделай в очередной раз глупостей.
Прямо от туда мы отправились на кладбище. Ребятки уже ждали. В окружении двух сержантов стоял мой любимый Сизый Нос. Он был в своем репертуаре.
- А мне, Иваныч, позвонили, сказали, могилку ты хочешь разрыть, ну думаю без меня тут дело не обойдется. Захарыч всегда поможет. У меня с собою есть! - Перестань, сперва дело. Ты можешь узнать время когда сделана портачка?
- Я нет, но ребята определят за пять селкунд.
К захоронению за номером две тысячи пятьсот шестьдесят четыре мы подошли уже с понятыми и двумя пьяными мыжиками, которые согласились за шесть пузырей раскопать нужную нам вещь.
Труп лежал, как и положенно ему, тихо и спокойно, скрестив руки, задумчиво спал.
- Ну и что дальше? - Спросил Корж, - я его уже видел, лично потрошл на столе.
- Меня это не интересует, а вот левую ручонку ты ему отрежь.
- Бог с тобой, я не варвар
- И я не бог, дела что тебе говорят.
- Не буду.
- Давай ланцет.
- Скальпели у меня в дипломате, но только я умываю руки.
- Умой лучше задницу, старый алкаш, не на шутку разозлился я.
Отрезанная рука послушно улеглась в пакет. У меня создавалось впечатление, что я где-то уже видел эту наколку с мечом и змеей на пне.
- Жека дергаем в рабочий поселок.
- Погоди, - преградил мне путь судмедэксперт, - а кто ответит за членовредительство, кто обратно захоронит тело?
- Да иди ты в задницу, - захлопывя дверцу Мерса посоветовал я. - Меня вместе с кистью господина Гальского ты найдешь дома, хотя я очень сомневаюсь, что это его кисть
- Что? - Закричал он, но я уже был от него далек.
Солнышко встретила меня возбужденно и радостно, а я до сих пор не мог назвать её матерью. Она это поняла и заметно сникла.
Не зная, что говорить дальше я вытащил руку.
- Солнышко, она знакома тебе?
Гончаров родился идиотом, независимо от какой матери. С минуту покачавшись она бухнулась в обморок. Я стоял полным придурком на отлете держа отрезанную руку. Анатолий Романович неожиданно оказался рядом. Неверно оценив ситуацию, он вежливо спросил.
- Костя, а ты не полный идиот?
- Нет Палыч, все гораздо сложнее, мне нужно знать чья это кисть.
- По крайней мере не моя, зачем ты её вообще сюда приволок.
- А вообще-то я приволок сюда вентилятор, чтобы вы своими глазами убедились в его транцедентальности, но сначало давайте поднимем Солнышко.
Анатолий Романович внимательно осмотрел вентилятор, а потом заржал весело и привольно.
- Костя, ты хоть знаешь что это такое?
- Не знаю, но догадываюсь.
- Тогда зачем спрашиваешь.
- Чтобы полностью убедиться.
- Галька, если это твой сын, то он уродился в тебя, абсолютнейший кретин. Кому ты взялся пудрить мозги? Дядя Толя из этой категории уже вышел. Здесь же дистаннционка с блоком аккумуляторов в станине, да ещё перемотан движек. Пся крев, презент для идиотов, теперь я понимаю на чем вас подловили! Но зачем ты притащил ту пакрсть, что бережно спрятал в карман?
- Извини, дорогой, я побежал, - выпрыгивая из домика сообщиля, - буду вечером.
- Жека, кажется, мы на верном пути, дергаем назад к Гальскому.
- Но ведь. . .
- Не ведьмачь, делай что тебе говорят.
По проторенной уже дорожке я пробрался в особняк. Меня охватила неописуемая радость, когда прямо в спальне я застал живого хозяина. Гальский безмятежно спал, радуясь только ему известным снам.
Присев на краешек кровати я закурил. Вытащив из кармана мертвую кисть я сравнил с его, с живой. Индификация была полной, та же змеюга опоясанная вокруг меча воткнутого в пень. Неслышно я набросил на него наручники. Он проснулся, но дело уже было сделано. Старик лежал беспомощным коконом.
- Пойдем, земеля, - в рамках законодательства предложил я, давно по тебе, Славик, скучает тюрьма. Инженер хренов, чуть было меня с толку не сбил.
Скулил он долго, объясняя, что он тут не при чем. Вынести его помог Жека. До райотдела мы довезли его в полуобморочном состоянии.
Потом я отправился к матери, или как ееназывать, не знаю, в общем к Солнышку. Встретила она меня неприветливо, сразу поинтересовалась, где та дрянь, что лежала в моем кармане. . - Успокойся, ласточка, - прервал я начало истерики, - все хорошо, когда всехорошо кончается. Твоего Славика я нашел, пятириком он не отделается, поверь мне на слово, если хочешь его замочат прямо там. Дело не в этом, расскажи как ты очутилась в Сибирской тайге.
- Костя, я всегда в тебя верила, почему? Сама не знаю. История долгая. Твой дед был военным врачом, когда начались расстрелы мы сбежали из Ленинграда, а потом. . .
Мама с Танькой ушли утром. Была пурга и, значит, было можно непказывая следов своей жизни проверить петли и капканы с попавшим туда зверем.
Петли она проверяла легко. Самоудавленные зверушки мертвым покоем упрощали дело. С капканами было хуже. она долго не могла привыкнуть бить по голове окровавленную, беззащитную лисицу, что заходилась в истеричном, предсмертном лае с обгрызаной до кости лапой, надежно зажатой варварским капканом. Первый раз она сама заревела, завыла от жалости и неновисти обреченному зверю, его живой красоте, ещё неистовей раскалывая ему череп специально придуманной для этого дубинкой.
Сегодня петли и капканы были пусты, впрочем как и неделю назад. Толи зверю надоело умирать в одних и тех же известных ему местах, толи просто он поменял место проживания.
Пурга затихла, успокоилась тайга, скоро останется неясный грозный шепот, напоминающий о постоянной опасности и, чтобы избежать её нужно немедля возвращаться в землянку.
Но ещё двое двигались по тайге, вкрадчиво и осторожно обходяи отрезая путь назад. Почти неслышно перемещаясь по рыхлому снеггу обменивались какими-то лишь им известными знаками. И те знаки ничего хорошего никому не предвещали. Холодными волчьими глазами они следили беспощадно. Двое встали во весь рост и, уже не таясь, страшно пошли на них.
- Мамка, мне страшно, бежим скорее, они же побьют нас, - тихо, неслышно сказала Танька, беспомощно озираясь по сторонам.
Жуткий, тошнотворный страх такой, что захотелось помочиться, паучьими лапами скрутил мать. Непроизвольные волны дрожи сотрясая тело накатили на нее. Не то что бежать, она не могла двинуться. Единственное на что хватило сил, рожденных материнским инстинктом, это притянуть к себе и прикрыть ревмя ревущую Таньку. Потом она неотрывно, вопрошающе смотрела в мерзкие стариковские глаза, что придвинулись к ней вплотную, улыбаясь ласково и нехорошо.
- Куда это девоньки в непогоду путь держите? - Дружелюбно ощерился длинный, беззубый старик, кладя меховую рукавицу ей на плечо. Его товарищ, почти вплотную стоял за её спиной.
- В деревню, честное слово, мы не скажем, что вас видели. Правда, дедушка.
- Хе-хе, а я и не дедушка, голубка ты моя, тебе я ровня. Дедушкой меня лагеря да товарищ Сталин сделали. Голубица, а долече до деревне-то будет?
- Не больше километра, - опять соврала она, - да не реви ты, дедушка добрый, нас не тронет, - старалась она своей доверчивостью приручить старика.
- Ну-ну, неопределенно протянул он, - а от куда ты путь держишь, голубица, по какой надобности?
- К мужикам на повал ходили. Тут вот они, обед носили, - уже с отчаянием врала Иоанна. - Отпустите нас мужики, не делайте худого.
- Врешь ты все, бабонька, нет тут никаких мужиков и деревни нет, ласково пропел старик.
Переставшая реветь Танька испугано уставилась на него темной синью обреченных глаз. Стариковская рука уже без руковицы приподняла её подбородок.
Иваннна замерла, готовясь вцепиться в неё зубами.
- А сколько годков твоей дочурке? Целочка наверное. Ишь ты, зверьком смотрит, може мее. . .
- Да мало ей, мало, совсем ещё дитя, - лепетала Иванна, - просяще глядя собакой в глаза деда, - Еще и десяти ей нет. А вы. . . Если что. . . меня. . . Я молодая меня муж любит. . . Я вам все хорошо сделаю. . . Никто не узнает. . . Мы никому не расскажем. . . У меня доченька умница. . . Я. . .