- Чем же?
- Бабы помои выливают, что получше им, остальное скотине. Там желоб есть. Сверху выливаешь, а внизу корыто, хорошо кормим, еще добавки требуют.
- А где они спят?
- Там же, в шахте, еще никто оттуда не возвращался.
- И много золота берут?
- Дык, почитай, с полкило в сутки, а если меньше, то мы им помоев не даем. Они и стараются. Жрут только много, по десять ведер в сутки. Бабы ругаются, особливо зимой, коровы голодные остаются. Но Фома говорит, что эти копатели выгоднее, чем коровы. Старец Фому слушается. Фома раньше в Ленинграде работал. Слыхал небось про такой город?
- Слыхал, брат Василий, мне примерно понятна конструкция вашего общества. И кому же вы сбываете металл?
- ...
- Вот поэтому ты нам больше не нужен. Костя, дай-ка топорик.
- Погоди, - остановил я ретивого палача, хотя и понимал, что это всего лишь игра, - нам Васятка не рассказал о старце: кто он такой. Где живет? Как живет? С кем живет?
- А как скажу, дык не убьете?
- "Дык" посмотрим. Если все честно расскажешь, может, и не убьем.
- Старец живет в ските, в молельном дому, вместе с Фомой и архиреем Саклей.
- Педерасты, что ли?
- Что такое, я не знаю?
- Ну в попку друг друга трахают!
- Тьфу, пидоры, что ли, так бы и говорил. Нет! К ним наши бабы завсегда приходют. Седня моя Анюта должна иттить, дочка моя, значит. Они втроем одну шуруют. Старые ужо. Полижут, понюхают, а к ночи отпускают.
- И тебе не жалко дочери?
- А чё ее жалеть? У меня их много.
- Сколько?
- Бог его знает, мы ужо всех перетово... Сами не знаем, кто откудова.
- А в лес твой старец выходит?
- Не можно ему из общины выходить. Он - наш бог. Он живет в нас.
- Вот и отлично. А где находится ваш молельный дом с проживающим в нем богом, нарисуй-ка.
- Нарисуй... Я же пальцем шевельнуть не могу! Посередине дом...
- Сторожа есть?
- А как же, Мишка-дурак охраняет. До утра с берданкой стоит. Как пес предан старцу, он ему жизнь даровал.
- За что же это? Его что, должны были убить? Почему?
- За то, что дурак. Мы дураков сразу убиваем. У нас их много рождается. Года в два уже видно, что недоумок. У нас тогда апостол старец Матфей их палкой по башке убивает, а мы их в желоб свиньям складываем. Нам лекарь говорил, что нельзя сестер е..., а мы все равно е... Старец благословляет.
- Оригинальные вы кролики. Костя, он нам больше не нужен. Кончай его. - Вассаров протянул мне топор, от которого я в ужасе шарахнулся.
- Не надо, Гоша, он еще не все сказал. Вася, как проникнуть в монастырь?
- Тама над воротами веревка висит. Дернуть за нее надо. Зазвонит колокол, и вам откроют.
- Вася, ты меня не понял, нам нужно пробраться в скит незамеченными.
- Я все расскажу. Только не убивайте меня.
- Дядя Гоша пошутил, никто тебя убивать не собирается.
- Тебе я верю, ты незлобивый... По левую руку от ворот, под загородь протекает ручей. Туда и ныряйте.
* * *
Промозглым вечером по первому снегу мы отправились к монастырю, оставив бандита на попечение Евдокии. К скиту добрались уже в полной темноте, руководствуясь лишь стрелкой, компаса, снятого с мертвой Димкиной руки. Для рекогносцировки Вассаров тут же забрался на дерево, но ничего, кроме собачьего лая, в полной темноте ему засечь не удалось. Недовольный, но решительный, он спустился вниз.
- Идем к ручью. Скит спит.
Мокрые и злые, мы проникли на территорию монастыря, главной ставки лесных разбойников. Ничего не подозревающая человеческая тень полоскала в ручье какую-то тряпку. Вместе с этой тряпкой мужик, уже без сознания, поплыл дальше вниз по течению. Если бы не Васькина наколка, то черта с два бы мы нашли этот самый молельный дом, затерянный между разлапистых пихт. Приземистое строение возникло неожиданно перед самым носом. Идиот Миша жизнерадостно и открыто маршировал на самом виду. Он только негромко и жалостливо пискнул в безжалостно-опытных руках Вассарова.
- Учись, Костя, - довольно прошептал он, - всякая красивая работа должна красиво оплачиваться. Ну, пойдем с Богом. Старец, наверное, заждался.
А главарь вовсе и не ждал нас. Обнаженный, он возлежал на высокой койке, а голая девка безуспешно пыталась победить его старческую немощь. Еще один старик, одноглазый, похотливо наблюдал за этим со стороны, от самого входа. Он, кажется, так и не понял, почему его шея, хрястнув, перестала держать голову...
Через минуту два спеленутых тела с забитыми в рот кляпами неподвижно лежали на полу.
- Костя, пиши записку: "Старца получите только в обмен на Федора Панаева не позднее двух часов дня. Место передачи - второй приток Лебедя возле леспромхозовской деляны. Ваш конвой должен быть не больше двух человек. Вассаров".
- А не боишься, Вассаров?
- Будь у нас побольше времени, я бы их всех на уши поставил.
В лагерь мы явились под утро с драгоценной ношей, перекинутой через Гошино плечо, словно свернутый восточный ковер. Довольная Евдокия тут же предложила нам завтрак.
- А где Вася? - почему-то очень ласково спросил особист.
- Да где ему быть, сидит за пихтой, привязанный. Руки как подушки раздуло.
Короткий вскрик - и Васьки не стало.
- Зачем? - не выдержал я. - Зачем это было нужно?
- Заткнись, Костя! Я знаю, что делаю. Хватит мне одного барана тащить. Давай-ка, дерьмо трухлявое, поднимайся. Значит, тебе Федор понадобился? Для чего Иконникова изувечили? Быстро говори, времени мало. Говори, если не хочешь Ваську на том свете догнать.
- А ты бы как, лиходей, поступил, если б тебя из твоего дому прогнать надумали? Золото им мое понадобилось, вот и получили это золото. До ушей наелись...
- Сам кто такой? Откуда?
- Беглые мы. Из лагеря ишо в пятьдесят втором ноги и изделали. Я, да Фома одноглазый, да архирей. Нашли здесь приют. Украли в селе трех девок и зажили общиной. Потом жилку богатую расковыряли. Потихоньку разрабатывать начали. Детей нарожали. Тридцать лет в спокойствии жили, а тут этот геолог кругом общины шастать стал. Ну мы его и того... Привязали к шесту и к вам отправили, чтоб, значит, неповадно было. Так нет же - все вам неймется. В этом годе сызнова шевелиться начали. Мне мои людишки сказывали. Тогда я вам ишо одно предупреждение. Троих уж положили. И опять покоя нет. Пришлось Федула вашего в шахту опустить.
- Ясно! А тебя-то твои козлы поменяют на Федора? Или ты им на хрен не нужен? Может, радуются, что избавились от тебя?
- Как можно, - блаженно заулыбался старец, показав ряд дочерна сгнивших зубов. - Как можно Бога оставить, а я для них - Бог!
- Ну ладно, "боженька", потопали к месту передачи.
До нужного притока мы добрались в полдень. Отсюда уже было слышно работающую леспромхозовскую технику. Оставив старца вместе с Евдокией в небольшой низине, мы с Вассаровым залезли на деревья.
- Если что-то непредвиденное, то ты, Костя, не стреляй, погоди, когда я начну, - попросил Вассаров.
Они появились на час раньше назначенного крайнего срока. Два мужика охраняли Федора, идущего посередине. Два сторожа, но где гарантия, что вокруг не прячется еще десяток?
- Стоять на месте! - заорал Вассаров. - Пусть Федор дальше идет один.
- Сначала пущай старец выйдет! - угрюмо откликнулись мужики.
- Ладно, только мой ствол смотрит ему в затылок, если что, то...
- Не боись, мы тоже Федула на мухе держим, не балуйте.
С низко опущенной головой Федор вышел из-за деревьев. Евдокия выпустила старца. Джентльменский обмен состоялся. Старец скрылся под пихтовыми лапами, а Федор утонул в объятиях плачущей Евдокии.
Утром следующего дня нас, измученных и промерзших, доставил в село леспромхозовский трелевочник. Ошалевшая от радости Маргарита, почему-то перепутав любовника с мужем, с ревом кинулась на шею Вассарову.
Поистине: тот, кто уходит на охоту, теряет свое место у огня.
- Феденька, а при чем тут все-таки снегоочиститель? - в конце концов спросил я.
Но это уже другая история...