- Думаю, он остановит свой выбор на Семушкине, сам-то он в бизнесе ни черта не смыслит.
- А твой личный капитал, как распределится он?
- Половину ребенку, а половина Генке, такое условие подписано.
- Теперь прорабатываем второй вариант. Погибает твой брат, кого предпочтешь ты?
- В смысле?..
- Кому доверишь право второй подписи?
- Своему экономисту.
- А что получится с личными сбережениями брата?
- Они целиком отходят мне. У нас никого больше нет.
- Мой тебе совет. Не отдавай право подписи своему экономисту. Ни под каким видом.
- А с какой стати? Да я и не смогу это сделать, пока жив Генка.
- Гена мертв. Все, приехали. Выходи.
- Как мертв, он же убийца?
- Нет, он не мог быть убийцей, потому как сам был убит в ту ночь второго августа.
- Но отпечатки, следы крови. Кругом отпечатки его пальцев. Меня же затрахала ваша милиция. Говорили, что я скрываю убийцу.
- Но ведь ты в это не верил.
- А факты, улики, куда деться? Я уже начал верить.
- Зря, но выходи, приехали.
- Что это, какая-то свалка.
- Свалка. Здесь и нашли твоего брата мертвым.
- Когда?
- Сегодня.
- Кто?
- Вот те ребята. Подойди к ним. Скажи хоть спасибо или что... Потом мы с тобой еще обговорим детали.
Окаменев, как на ходулях, Вован подошел к бульдозеру. Мужики, чуя дармовую выпивку, засуетились, принялись наперебой описывать процесс обнаружения и состояние трупа.
- Константин Иванович, я здесь, - тронул меня за плечо Макс. - Ваше поручение выполнил. Все в машине.
- Ты пиджак не оставил?
- Нет, на заднем сиденье валяется. Что предстоит сегодня?
- Сейчас решим.
Вован по-прежнему тупо смотрел в землю, словно до него не доходил смысл сказанного. А по обширному мусорному полю уже тут и там, словно сурки, сновали человеческие фигурки, собирая, сортируя, выбрасывая или складируя понравившееся барахло.
Пора и мне было браться за работу.
- Владимир Петрович, время не ждет, - окликнул я застывшую долговязую фигуру.
И он так же, беспрекословно повинуясь, на деревянных ногах поплелся к нам. По дороге остановился, выложил на гусеницу денежный пресс и поклонился куда-то в глубь мусора. Стакан водки я держал наготове. Не думал я, что этот циник полупреступник так расквасится. Мне казалось, он отреагирует спокойнее.
- Держи, Вован, помяни брата.
- Да, да, конечно.
Захлебываясь, он выпил стакан, вылив остатки в мусор.
- Устрою я поминки, они у меня слезами кровавыми умоются. Найди их, Гончаров. В долгу не останусь.
- Об этом поговорим часа через два. Сейчас езжай в свой трактир и жди меня там. И запомни, никаких подписей. Макс, отвези его в тот ресторанчик и следи. Никуда ни на шаг от него не отходи. Будет просить водки, выбирай бутылку из кладовой сам, но много не давай. Я приеду через час-полтора. Здесь надо поболтаться.
Ефимов расщедрился и прислал аж пять бутылок. Батон колбасы и три булки хлеба. В придачу я забрал у Макса вчерашний набросок портрета Жоры. Некрасивое это занятие - при помощи водки выуживать информацию у людей и без того ущербных, Богом обиженных. Но действует практически безотказно.
Первой подошла женщина неопределенных лет, одетая в обноски с определенным запахом, унылая и с явной грустью в глазах.
- Покойничка поминаете?
- Поминаю, сестра, - смиренно согласился я.
- А кем ему будете-то?
- Дядюшкой.
- А не нальете стаканчик, я б тоже помянула.
- Отчего же не налить, помянуть - дело святое.
Она, манерно отставив мизинчик, разом хряпнула сто пятьдесят и не спеша, с достоинством удалилась. И тут на меня, как на Бастилию, двинулась невесть откуда взявшаяся толпа. Да не хватило бы и пяти ящиков! Поэтому я поспешно закрылся в машине, через стекло выбирая информатора действительно знающего. Десятка полтора бродяг терлись вокруг машины, словно под ней лежала самая вкусная корочка сыру. Наконец до моих ушей дошел нужный мне разговор.
- Ты че, вообще, что ли? - говорил он.
- А я тебе говорю, точно она, - доказывала женщина.
- Иди ты! Станет он второй раз приезжать?
- Да я и номера-то помню: сорок восемь сорок пять.
- Это ты сейчас увидела.
- Мудак, как я их могу увидеть, когда сбоку стою. Зайди и проверь.
- Точно. Галка, давай-ка отсюда!
- А мужик-то не тот.
- Да. Тот постарше был.
С независимым видом я вышел из машины. Парочка отпрянула. Я не торопясь открыл капот и бесцельно подергал свечи, проверил масло, открыл радиатор и засунул туда палец. Парочка осмелела, подошла поближе, стараясь заглянуть поглубже вовнутрь салона, где на заднем сиденье рефлекторным раздражителем лежало четыре пузыря водки.
- Выпить хотите? - спросил я как можно обыденней.
- Еще чего? - заартачился мужик.
- Не хотите - не надо, - послушно согласился я, захлопывая капот. - А то племянника помянули бы. Убили его здесь. Вот на этой машине привезли и убили.
- Я же тебе говорила, что та самая машина, а ты... Можно и помянуть.
- Ну, садитесь тогда. - Я открыл дверцу.
- Нет, может быть, лучше к нам зайдем?
- Куда? Куда к вам? - спросил я, искренне ошарашенный.
- Это недалеко, как раз в том месте, где закопали вашего племянника.
- Ну, вы идите, а я за вами поеду.
Метров через сто они остановились, приглашая меня следовать за ними. Только куда, я так и не понял. Но все-таки вышел и наконец сообразил, о каком жилище шла речь. В яме глубиной метра полтора на куске рубероида стояли два платяных шкафа. Сдвинуты они были задними стенками, а сверху тоже прикрыты рубероидом. Фантастика!
- Заходите, - любезно пригласили радушные хозяева.
- Да ведь мы там не поместимся.
- Не скажите, мы вшестером помещались и даже спали.
- Нет уж, садитесь лучше в машину.
С опаской, но они все-таки влезли на заднее сиденье, и я тут же пожалел о своем гостеприимстве. Удушливый смрад, казалось, навечно овладел салоном. Я поспешно откупорил приманку, влил в них по полбутылки, после чего предложил прогуляться.
- Расскажите мне все о последних минутах жизни моего племяша.
- Ну че рассказывать, вон там его зарыли, даже не зарыли, закидали всякой всячиной. Знали, что там "КамАЗы" - мусоровозы разгружаются. Так оно и было, на следующий день его засыпали так, что не докопаться. А три дня назад бульдозер пришел, стал разравнивать кучи, вот он и вылез.
- А кто его привез?
- Двое, мужик да баба. Галка услышала шум и меня разбудила. Я выглянул. Гляжу, подъехала эта машина и связанного мужика из кабины, значит, вытаскивают.
- С какого сиденья?
- С переднего. А он живой еще, значит, слазить не хочет, тогда мужик его чем-то по голове стукнул, он и вывалился. Они его к фарам подтащили. Фары не шибко горели, не ярко. Тут баба говорит, дескать, давай скорей, утро скоро. Мужик достал ножик и начал ему, значит, руку отрезать. Он как закричит. Не надо, мол, я все сделаю, буду слушаться. А баба говорит, мол, что ты нам мертвый нужен.
- Не так она сказала, - вмешалась Галка. - Она сказала: "Мертвец, ты еще будешь жить!" Ну а потом, само собой, мужик его убил.
- Как?
- Он ему голову резко крутнул. Говорит, чтоб крови меньше было. Баба тогда засмеялась и говорит: "Крови, дядюшка, еще много будет". Мужчина, а можно нам еще выпить?
- Да-да, конечно, - с готовностью побежал я к машине, схватил бутылку водки, булку хлеба и батон колбасы. - Вот ешьте, пейте, только сначала дорасскажите.
- А че дорассказывать-то? Опять мужик стал у него руки отрезать.
- Как?
- Почти от локтя, кожу подрезал и осторожно, значит, как будто кроличью шкурку сдирал, содрал до пальца, а потом всю руку с костями отрезал.
- Кисть, что ли?
- Во-во, кисть. Говорит бабе: "Остальное дома сделаю, аккуратно надо, чтоб не порвалась". Отрезал он одну, положил в полиэтиленовый мешок и отдал бабе, а та, довольная, смеется, говорит: "Золотые мои рученьки". Потом, значит, вторую точно так же отрезал и тоже в пакетик положил. Говорит бабе: "Принеси воды, чтобы кровь смыть".