Сложив пассажирское кресло, Макс методично и основательно принялся приводить ее в чувство. Почти по локоть он запустил ей под свитер лапищу и начал массированную щекотку. От таких прикосновений проснулся бы и медведь, а ее зрачки оставались на прежнем месте и на щеках появилась нездоровая белизна.
- Нет, кажется, не косит. - Немного обиженно он выдал свой диагноз и, приподняв девушке голову, вылил немного водки ей в рот. Зафырчав, она ожила и порозовела, но, увидев меня, заорала с новой силой:
- Не хочу! Не надо! Я больше не буду!
- Что это с ней? - озабоченно спросил Макс.
- Кажется, она думает, что уже в аду, - предположил я. - Наверное, они решили, что грохнули меня справно и качественно. Поэтому мое появление вызывает у нее некоторое замешательство. Я прав, Викуша?
Наконец до нее дошло, что все происходящее вполне реально и имеет объяснимые причины. Поэтому, закрыв глаза, она сейчас решала, как вести себя дальше: прикинуться ли полной дурой или все от начала до конца отрицать. Второй вариант ей глянулся больше, и, не сходя с места, она сразу же начала атаку:
- Кто вы такие? Так просто вам это не пройдет. Я буду жаловаться.
- И правильно, моя золотая, в нашей правовой и демократической стране свобода и неприкосновенность каждого человека защищены государством. Валяй, твои действия я могу только приветствовать. Но сначала окажи мне маленькую услугу, сообщи адресок своего подельника, тогда и гуляй себе спокойненько и письма в суды пиши на здоровье, и заявления в прокуратуры. Вот только адресочек шепни да как зовут его.
- Кого? - приготовилась травить баланду Виктория.
- Своего подельника, - любезно напомнил я. - Того, кто так мастерски долбил мой череп, пока я на тебе лежал.
- Не знаю я никакого подельника, о чем вы?
- Все о том же, о позавчерашнем дне, об угоне моей машины, "девятки" цвета мокрый асфальт. Какие подробности тебя еще интересуют? Ах да, еще вы вытащили деньги и документы. И это у мертвого человека! Нехорошо. Это уже называется мародерство, и по законам военного времени вы подлежите немедленному расстрелу на месте преступления. А так как в нашей стране есть места, где введено военное положение, то мы имеем полное право расстрелять и тебя, - вдохновенно и велеречиво нес я ахинею в надежде, что она сломается, но ошибся.
- Что вы под меня копаете? - наглея на глазах, поперла она буром. - Кого вы на понт берете? Козлы вонючие. Не знаю я никакого подельника, и все тут. Откисните от меня быстро.
- Допустим, подельника ты не знаешь, но о том, кому могут принадлежать эти очки, ты должна догадываться, - показал я ей, как последний козырь, свою находку, но и здесь она попыталась выкрутиться:
- Ну и что? Ну, мои очки, что из того? Потеряла я их недавно. Вот и все. И весь разговор. Еще вопросы есть?
- Нет, вопросов больше не будет, - тяжелой артиллерией выстрелил Макс. Теперь я просто тебе расскажу, что с тобой будет через пару суток.
Во-первых, мы сейчас отвезем тебя в милицию, а заодно товарищ Гончаров напишет заявление о том, что ты с твоим пособником собиралась его убить. Это кроме того, что заявление на угон уже существует. Далее в качестве вещественного доказательства он предъявит твои очки, которые сразу же пойдут на экспертизу. Там сразу же обнаружатся мельчайшие крупинки песка и глины с места, где ты их потеряла.
- Пока они будут их обнаруживать, я тоже не буду сидеть сложа руки.
- Правильно, потому что ты будешь лежать задрав ноги. Да-да, ты не ослышалась, именно задрав ноги или наоборот, это уже какому зеку как захочется, а может, им захочется сразу и всем вместе. Тогда уж только успевай поворачивайся. Кодляк-то в камере сидит человек в тридцать, а каждому дай, и не по разу, как ты себе думаешь, а в постоянку. Бывали случаи, что и до смерти вашу сестру любили и даже после смерти. Ты, наверное, хочешь это попробовать? Не советую, у многих крыша потом подтекать стала. А некоторые...
- Заткнись, мне надоело слушать твои гадости, я не собираюсь туда попадать.
- А куды ты, голуба, денесси? Сейчас, только мы приедем, тебя сразу же закинут в клетку, а к ночи препроводят куда надо, случайно перепутают камеры, и ты окажешься в обществе вечно голодных мужиков, которые к утру твою матку повесят сушить на батарею. Ты даже и не сомневайся, я лично за этим прослежу. Уж мне-то ты веришь? А насчет того, чтобы позвонить мамочке, ты и не мечтай по крайней мере денька три, а за три дня тебя так оттрахают, что тебя мама родная не узнает. А потом, само собой, следствие, суд, приговор и приличный срок, который ты будешь мотать одна, в то время как твой дружок будет развлекаться с девочками. Иваныч, поехали, что ли?
- Поехали, - не сразу ответил я, потому как заслушался и даже сам начал верить в Максову белиберду. - Чего же не ехать, если она сама этого хочет.
- Ты прав, если она сама себе помочь не желает, почему за нее это делать должны мы? Напрасно старушка ждет сына домой, - запел он, разворачивая машину, - ей скажут - она зарыдает. А все-таки мне ее немножко жаль, она же за год в старуху превратится. И что только останется от этой куклы? - жалостливо размышлял он, уже выезжая на дорогу. - Ты представляешь? Рожа станет хуже старого сапога моего деда, сиськи вытянутся чулками, сама вся скрючится. Не девка, а натуральная баба-яга. Вот, гляди. - Ухов тормознул, пропуская сгорбленную старуху с авоськой. - Ты такая же будешь, только ее согнуло время, а тебя поломает зона, если, конечно, ты до нее доберешься.
В напряжении, стараясь не подать виду, я следил за ее реакцией, потому что бесконечно долго играть этот спектакль мы не могли. Наверняка через полчаса, если не раньше, она нас раскусит, и тогда нам не останется ничего другого, как на самом деле сдать ее в милицию и написать заявление. И тогда я лишусь маленького удовольствия - расквасить рожу тому подонку.
Колонулась она возле самой милиции, когда Макс поздоровался с каким-то майором.
- Чего приехал? - спросил тот. - Дома, что ли, не сидится?
- Да вот мокрушницу вам привез, можно выгружать?
- Ну, выгружай, выгружай, - заржал майор и подошел поближе. - Ты, Максим, побольше таких мокрушниц привози, а то по выходным скучновато.
Вцепившись в мой рукав, она едва слышно пролепетала:
- Поехали отсюда побыстрее, я все вам скажу, ну, пожалуйста!
- Макс, - раздраженно окликнул я, - ты что там уснул, поехали отсюда.
Сразу все уловив, Ухов кивнул майору и ударил по газам.
На пустыре, за милицией, мы остановились, и, предвкушая содержательный разговор, я немножко вкусил из бутылки и в знак доверия протянул ее Виктории, но она только отрицательно затрясла головой.
- Его зовут Дима. Он высокий, симпатичный блондин примерно двадцатипятилетнего возраста, - начала козлить Виктория своего компаньона, и я, чуть ли не мурлыча от удовольствия, старательно этому внимал, согласно кивая началу ее рассказа.
- Ну и что дальше? - немного обеспокоенный долгой паузой, спросил я.
- Ничего. Это все, что я знаю. - Девка виновато развела руками, и я поверил, что говорит она правду, потому что только таким образом можно было объяснить ее неведение в отношении того, что машина мне возвращена.
- Врешь ты все, - на всякий случай вякнул я.
- Нет, это действительно так. Связь у нас односторонняя. Он звонит и назначает мне встречу только тогда, когда предстоит какое-то дело.
- И как часто это бывает?
- Иногда не звонит неделями, а иногда через день.
- Да, девонька, не того я от тебя ожидал, придется все же свезти тебя в ментовку. Может, он тебе хоть передачку передаст, и тут-то мы его и захомутаем.
- Не надо, ради Бога, не надо, есть у меня один телефон, но звонить по нему я могу только в экстренных случаях.
- Чей это телефон?
- Не знаю, я им ни разу не пользовалась. Мне можно по нему связываться только из автомата. Сначала я должна представиться, а лишь потом передать свое сообщение для Димы и, подождав два часа, позвонить снова.