- Ты же не знаешь, что мне довелось пережить...
Это были последние слова, которые мне удалось услышать, потом дверь захлопнулась, и я вновь остался наедине с удушливым запахом мусора и бесконечным ожиданием.
На этот раз оно не было столь уж продолжительным, не прошло и часа, как защелкали замки, забрякали цепочки, нехотя отпуская свою позднюю посетительницу. И вот на этот раз, поскольку выходила она мордой вперед, мне, хоть и не очень хорошо, удалось ее разглядеть. Женщине было лет тридцать или чуть больше. Ярко накрашенные губы рельефно выделялись на смуглом лице, утопающем в буйной волне черных волос, сверху зафиксированнцх дорогой шапкой. Глаза брюнетка предпочла закрыть большими затемненными очками.
- Смотри, в четверг жду тебя обратно. Ни пуха... - напутствовал ее Кудлатый. - Раиса, еще раз тебя прошу, будь осторожна. Если вдруг что-то не так, бросай все к чертовой матери и смывайся. Жизнь дороже денег.
- Вовик, ты меня утомил, - вызвав лифт, зло, сквозь зубы ответила женщина. - Твой скулеж до добра не доведет. Если бздишь, то не занимайся такими делами, а лучше приторговывай на базаре памперсами. Кстати, и сам будешь ходить сухой.
- Давай без оскорблений, не забывай, что из одной миски хлебаем.
- Вот-вот, и мне противно, когда рядом со мной чавкает трусливый шакал. Ладно, - заходя в подошедшую кабину, примирительно заключила брюнетка. Закрывай дверь и ложись спать, да не забудь подстелить пеленку.
Едва дождавшись, когда захлопнутся двери, я зайчиком поскакал вниз по ступенькам, надеясь перехватить ее на выходе, и это мне почти удалось, она практически была в моих руках. Если бы не одно маленькое обстоятельство. Когда я выскочил на крыльцо, то увидел, как в двадцати метрах от меня два дюжих молодца старательно утрамбовывают ее в красную "шестерку". Сделали они это оперативно и мастерски, мне не оставалось ничего иного, как тотчас, даже не прогрев двигателя, броситься за ними в погоню.
В городе "шестерка" вела себя довольно прилично, реагировала на сигналы светофора, держала положенную скорость и ничем не выделялась среди прочего транспорта, но как только городская черта осталась позади, в нее словно вселился бес. Бездумно и яростно она рвалась в сторону Самары, совершенно игнорируя всяческие приличия и собственную безопасность. Прочно вцепившись им в хвост, я только ухмылялся, прекрасно понимая, что на посту ГАИ им придется свой пыл умерить, а тогда и разберемся. Но, как всегда, Гончаров остался в дураках. Не доезжая с полкилометра до критической отметки, "шестерка", обещая сказочный пируэт и почти не снижая скорости, ушла направо в сторону далеких деревенских огней.
Я оказался перед выбором: то ли и дальше продолжать погоню, которая может окончиться неизвестно чем, то ли благоразумно прекратить эти бешеные гонки и с чувством выполненного долга вернуться в город. Как бы то ни было, двух посредников я все-таки вычислил, и на этом можно ставить точку, свой гонорар я отработал, а напрасно рисковать своей шкурой в высшей степени глупо.
Так совершенно целесообразно и здраво рассуждая, я свернул вслед за преступной "шестеркой" и добавил обороты. Неосвещенная снежная дорога стремительным грязным бинтом летела под колеса. В этот поздний час была она пустынна, и потому мое преследование не осталось незамеченным. Успокоившаяся было машина рванула с новой силой, и мне не оставалось ничего иного, как сделать то же самое. Уже через пару минут я мог легко прочесть их номер, который, надо полагать, был фальшивый. Кроме похищенной женщины, в салоне находилось двое - один за рулем, а другой, сидевший на заднем сиденье рядом с уворованной бабой, задушевно ее обнимал. Кажется, она отвечала ему взаимностью. Мне только не хватало стать свидетелем их экстремального соития.
Последующее произошло неожиданно и страшно. Когда я собирался совершить левый обгон, задняя дверь "шестерки" неожиданно открылась и на дорогу, мне под колеса, вылетел черный человеческий комок. До сих пор не могу понять, как мне удалось избежать наезда. Крутнув руль вправо, я на скорости протаранил высокий снежный бордюр и, врубившись лбом в стекло, на мгновение потерял сознание.
Двигатель заглох, и наступила белая тишина. Мотора "шестерки" уже не было слышно, и только вдалеке ее кровавые задние фонари вопили о случившемся. Передняя дверца влетевшей в снег машины не открывалась. Проклиная свое любопытство и невезение, выбравшись через заднюю, я подбежал к распростертому темному телу. По снежному отблеску широко открытых глаз и нелепо подвернутой голове я понял, что эта посредница никогда больше не будет докучать Катерине. Вряд ли она свернула себе шею при падении, скорее всего, это сделал тот парень, который страстно и горячо ее обнимал. Очевидно, для нее эти объятия оказались последними. Что и говорить "...тяжело пожатье каменной его десницы!".
Извинившись перед покойной, я тщательно проверил карманы ее шубы и прочие потаенные места, но совершенно напрасно - видимо, до меня это обстоятельно и с пристрастием сделал ее последний любовник.
Было жаль оставлять ее, одинокую и беззащитную, на крутом трескучем морозе, однако другого выхода я не видел. Все, что я мог для нее сделать, это оттащить подальше на обочину дороги и там удобно, покойно ее уложить.
Особенно задерживаться мне не следовало, в любую минуту мог появиться случайный автомобиль, и тогда бы мне пришлось встречать наступающую ночь в каком-нибудь неинтересном месте. Как назло, застрявшая в снегу машина никак не хотела выбираться из снежного плена. Она елозила и противно визжала, вхолостую прокручивая правый скат. Ничего умнее не придумав, я подложил под него свою куртку, и только тогда, принимая мою жертву, машина нехотя выползла из капкана, оставляя на снегу свой четко отпечатавшийся номер. Наследил я изрядно. Мне потребовалась еще пара минут, чтобы хоть как-то, хоть поверхностно замести свои следы.
У первой же телефонной будки я остановился и, набрав 02, сообщил дежурному о местонахождении трупа и номер автомобиля, откуда этот труп выпал. К его просьбам погодить и назвать свое имя я оказался глух и непослушен. Повесив трубку, я направился домой. Кажется, приключений на сегодняшний день у меня было предостаточно. А слишком хорошо - это уже нехорошо.
- Господи, и где тебя только черти носили? - рассматривая пожеванную мокрую куртку, возмущенно вопила Милка. - Ведь новая вещь! Во что ты ее превратил?!
- Главное, сам целым остался, а куртки дело наживное. - Успокаивая ее, я по стеночке крался к тестевскому бару, чтобы выпить за упокой рабы Божьей Раисы.
- Лучше бы ты свою шкуру так измочалил, мне все бы легче было.
- Ты враг и ничтожная женщина, - вплотную подступая к намеченному объекту, объявил я. - Тебе чуждо чувство сострадания и милосердия.
- Ты куда, гад ползучий, крадешься, ты куда крадешься? - заметив мои робкие поползновения, радостно взвизгнула Милка.
- А мне твой папенька, уезжая, строго наказывал по вечерам проветривать бар и стряхивать с бутылок паутину. Не дай бог на них какая-нибудь моль заведется.
- В твоих мозгах она уже точно завелась. Где тебя носило?
- Обижаешь, начальник, я выполнял ответственное партийное поручение.
- И потому рукав куртки измазан в губной помаде. - Тыча пальцем в ярко-красную мазню, она попыталась ткнуть в нее мой нос.
Батюшки, когда же это я так неосторожно вляпался в ее губы? Не иначе когда осматривал карманы и прочие укромные места. Красиво же я мог влипнуть, прямо классически. Только подумать - куртка, побывав в снегу под колесами, сумела сохранить такую гнусную улику. Ну, не несчастный ли я человек?
- Что замолчал-то, клоун? - входила Милка во вкус скандала. - Или придумываешь, как половчее соврать? Не надо, не утруждай себя. С тобой и так все ясно. Что ж ты ей с морды всю помаду стер? Или ничего большего ты уже не можешь? Бедная женщина! И угораздило же ее связаться с таким идиотом. Мало того что импотент, так он еще и садист. Я ей не завидую.