Мы молчали.
- Чего случилось-то? - еще раз спросил он, протягивая Джо огонек. Подумал вслух, - интересно, а прикуривать втроем от одной зажигалки можно?
- Нельзя, - отрезала Джо, забирая зажигалку у него из рук, - нам теперь вообще ничего нельзя, только ходить по струночке и следить за приборами.
- Кэп сердится, что ли? - нахмурился Рамсес. - Так вроде не с чего.
- Хуже, - убежденно ответила Джо, но потом все-таки поправилась: - ну не хуже, конечно, но почти так же. У нас на борту то ли активизировался, то ли просто завелся клабаутерман.
- А вы думали, что на «Гончей» его нет?
- Он вчера показался матросам, - объяснил я, - да не просто показался, а чуть не напал на Штейна.
- Это уже серьезнее. - Рамсес задумался. - Небо чистое. Значит, он просто сердится на команду. Что предприняли?
- Я ему рома налил, - при свете дня эта идея казалась чуть менее логичной, чем ночью.
- Ты что же думаешь, он такой же пьянчуга, как мы? - ехидно сказала Джо, а Рамсес серьезно спросил:
- А он выпил?
- Не знаю, не смотрел...
Тщательно затушив сигареты, мы подкрались к брашпилю.
Перевернутая миска и не испарившаяся еще лужа рома явно свидетельствовали о том, что клабаутерману мое угощение не понравилось.
На камбузе хватились пропавшей миски, кто-то из ночной вахты проболтался, а один из матросов признался, что ночью кто-то шипел ему в ухо. Экипаж мгновенно охватила паника - не паника, но суеверный страх уж точно. Приказы выполнялись быстро и идеально, вахтенный штурман поминутно проверял курс, свободные от вахты матросы моментально находили себе какое-нибудь полезное занятие, разговаривали все, как на светском рауте, на баке не толпился народ... И хотя вторая поставленная под брашпиль миска, уже не с ромом, а с жирными сливками, оказалась пустой, никого это не успокоило. За этот день на «Гончей» было отремонтировано, зачинено, вычищено и отдраено все, что в принципе можно было отремонтировать, зачинить, вычистить и отдраить. Что тут говорить, если даже Джо навела порядок в своих личных вещах.
Перед закатом мы собрали спешное совещание на баке, решая, стоит ли докладывать капитану. В том, что он способен поговорить с клабаутерманом и выяснить суть проблемы, никто не сомневался. Но ведь мы трое тоже не просто так жалованье получаем! Неужто не справимся? Команда сегодня вела себя выше всяких похвал, любой дух перестал бы сердиться.
- Что происходит, господа? - спросил капитан, сгущаясь из воздуха у нас за спинами. Мы разом замерли, застигнутые на месте преступления, а он продолжил: - почему ни одна живая душа на борту не бездельничает? Почему в кои-то веки раз никто не играет в кости? Чем вы их запугали?
- Это не мы, - честно ответил Рамсес. Врать капитану никто из нас бы не рискнул.
- А кто же? - капитан вытащил из кармана пенковую трубку и принялся неторопливо ее набивать. По голосу я предположил, что он улыбается.
- Клабаутерман развлекается.
- Надо же. Хорошо, я с ним поговорю.
Курил капитан долго. Гораздо дольше, чем всегда. И если мы с Джо могли хотя бы нетерпеливо слоняться вокруг него, то Рамсес почти сразу же отправился на мостик, напоследок одарив нас эталонно тоскливым взором - его огромные вытянутые глаза подходят для таких финтов лучше некуда. Докурив наконец, капитан аккуратнейшим образом выколотил трубку и все-таки пошел выполнять свое обещание. Мы двинулись следом, делая вид, что просто прогуливаемся.
А капитан, обозрев брашпиль со всех сторон, ткнул его носком начищенного сапога и обернулся к нам:
- При вас он все равно не покажется.
Намек был более чем ясен, и мы ретировались на почтительное расстояние. И совсем не смотрели на маленького человечка в ярко-красной куртке, прошедшего за капитаном по палубе.
Через пять минут капитан велел подавать ужин в свою каюту. Через полчаса вышел на палубу и подошел к нам.
- Это не он. И он не знает, кто виноват. - В голосе капитана слышалась если не тревога, то некоторая озабоченность. - Я сменю Рамсеса, а вы думайте...
И мы думали. Сначала втроем, потом к нам присоединился Алан. Сидели полночи, хлестали кофе, но так ничего и не придумали. У нас просто в головах не укладывалось, что кто-то может безобразничать на борту «Гончей» без ведома Ричарда Кэссиди. Да и безобразия были такие... специфические. Подумаешь, опрокинуть миску с ромом. Может, она сама опрокинулась на волне. А матросам показалось все. Успокаивая друг друга подобным образом, мы все-таки разошлись спать.
Утром целых трое матросов - нормальные, не склонные к истерикам и галлюцинациям парни - рассказали, что кто-то их трогал и даже вроде бы ходил по ним ночью. А на камбузе не досчитались копченых селедок, приготовленных для завтрака, и шести тарелок, осколки которых, правда, были обнаружены там же. Игнорировать это уже не получалось, и наша вчерашняя глубокая задумчивость окрасилась отчетливыми паническими тонами.