Он выбегает на проезжую часть, с трудом уклоняясь от гравикаров, и мчит к эстакаде монорельса. С неожиданной для своей профессии прытью перемахивает через забор и кидается через пути. Вдалеке, на казавшемся обманчиво безопасным расстоянии, загудел пассажирский поезд.
– Нет, это не кино. – Шепчу я, поднимая ствол парализатора. – Такой трюк не сработает.
Оружие послушно рявкнуло, выпустив невидимый глазу заряд, а нога беглеца, до самого бедра, вдруг превратилась в бесполезный кусок одеревеневшей плоти. Этен вскрикнул, споткнулся, но каким-то чудом сумел проделать еще полшага. Ровно на полшага больше, чем нужно.
– Нет! – я уже успел осознать, какую ошибку совершил. Со скоростью сто восемьдесят миль в час состав монорельса пронесся, перерезая дорогу беглецу, но частично парализованный Майлз не в силах остановить падение. Удар приходится вскользь, но даже этого на такой скорости хватило, чтобы парня, как тряпичную куклу, отбросило на два десятка метров.
Ловя ртом воздух, я подхожу к телу… Живой.
– Включи связь, я вызову врачей…
Майлз с трудом поворачивает ко мне окровавленное лицо. С каждым словом кровь пенящимся потоком все сильнее струится по его губам:
– Вот еще… Уж лучше так подохну, чем позволю поджарить мозг у вас в застенках.
– Ну и идиот, – подытожил я. Времени совсем мало.
Погружаться в пласты памяти нетрудное занятие для квалифицированного полицейского. Взлом проходил особенно легко при участии модулей памяти по обе стороны контакта. Совершался он группой, чтобы быстрее и как можно шире проникать в потаенные уголки шифрованной информации. Но можно было совершить взлом и в одиночку. Конечно, Майлз защищен, но сейчас его мозг поврежден, оборона рассыпается на куски. Так что я пробиваюсь сквозь частокол уцелевших охранных программ, пытаясь добраться через выстроенный лабиринт к недрам памяти. Работа требует концентрации и внимания. Лишнее движение может не только приблизить смерть Майлза, но и навредить моему устройству. Ублюдки знают толк в заражении вирусами – и если оно произойдет, то в лучшем случае стоит надеяться на временный паралич. Я видел людей, которым удавалось частично вернуть контроль над собой при таких атаках. Они подобно животным неистово хватались за головы, расчесывали и терзали свою плоть в области шеи или за ухом, пытаясь вырвать сети когнитивных модулей - странная картина. Так что иногда я не знаю, что лучше: стать их марионеткой или сопротивляться… Конечно, мой взлом незаконен и о нем будет известно инспекции, но это единственный выход из ситуации...
– Не трудись, – сплюнул Майлз, – я сниму защиту...
Удивленно смотрю на умирающего – такого поворота точно не предвиделось.
– На, забирай все! Будет справедливым: моя жизнь в обмен на твою. – Он хрипло рассмеялся, но тут же поморщился от боли. С удивлением обнаруживаю, как сотни терабайт информации перекачиваются ко мне в голову.
– Вряд-ли ты успеешь просмотреть все, но когда будет известно, что данные у тебя – можешь сразу заказывать себе закрытый гроб… Считай… прощальным подарком…
Раздался характерный щелчок, и тело забилось в судорогах, а затем обмякло. Самоубийство. Вирус подорвал встроенные модули памяти, чем сжег часть коры головного мозга. Атаку вируса можно сравнить с крысой, накрытой ведром у вашего живота – она начнет искать выход, и увидит, что защитные барьеры слишком крепки, – ведро не прогрызть, и тогда идет через запасной выход – ваши нейроны.
Стою и тупо смотрю на тело Майлза. Несколько минут спустя связь восстановилась. Заговорил давно пытавшийся связаться со мной диспетчер…
– Донни, как ты там? – первым делом осведомляюсь я, но… не дожидаюсь ответа.
***
Я закончил рапорт и выжидающе смотрю на погруженного в галафон шефа.
– Скажи… – Замялся шеф, – Ты пробовал проломить его, пока засранец был жив?
Словом «проломить» мы называем грубый взлом памяти. Обычно кончающийся так, что жертва остается на всю жизнь овощем. Этакая цифровая лоботомия. Конечно, это противоречит всем нормам этики, к тому же есть более тонкие способы. Погрузиться в чужие воспоминания – современное искусство с возможностью наблюдать настоящие цвета, сюжеты и услышать настоящие звуки, зарождающиеся индивидуально в самом сознании. На это легко подсесть.