– А такие гранаты есть? – поинтересовался Кендалл.
– Возможно в лабораториях восточных что-то такое прямо сейчас и тестируют. На мировом рынке подобные изделия, стоит обронить ящик-другой, сразу объявятся. – оружейник громко почесал лоснившейся затылок. – Где то лет через пятьдесят.
Повисла вязкая тишина, подрагивающая от скрипучих ножек кресла-качалки, иногда до кучи звякавшего спинкой о кофейный автомат.
– Может ли статься так, что в комплексе орудует засланный восточными диверсант? – прищурившись выдал предположение Кендалл, прикусил губу и пару раз простукал костяшками о дубовый подлокотник.
– Тот парень, что разворотил "карточный домик"? – уловил намёк старший сержант, мирно чистящий свой Армалайт АР-18, выполненный в варианте карабина, и тихо сидящий в тени помещения всё это время. – Вполне вероятно. Современные устройства преодоления волновой фиксации вполне способны обмануть систему слежения и выдать ложный сигнал за подлинник. – он вновь обмакнул тряпицу в полупрозрачный сосуд и перевёл усилия на замасленный боёк. – Нужно тщательнее подходить к системе безопасности. К прочему… – Лэрд на показ зевнул. – неплохо бы расширить полномочия огневых групп.
Изгрызенный карандаш следующих душевных переживаний Кендалла не пережил и был сломан пополам.
– Ты мне указываешь что делать, Лэрд? – насмешливо осадил он старшего сержанта. – Говори дельно, либо помалкивай в своём чёртовом углу.
Каждый на базе знал, что старшему сержанту крайне не нравилось, когда его звали по фамилии. В особенности когда это делал Кендалл.
– А если я скажу вам, – обвёл Лэрд присутствующих хитрым взглядом плутовки-лисы. – что перед тем как границу верхнего уровня схлопнуло взрывом, четвёртый отряд на сенсорах запеленговал второй объект?
Кислая улыбка неуступчивого подчинённого ещё больше разозлила взвинченного Кендалла, выбравшего себе очередную жертву. На сей раз с розовым ластиком.
– Вероятно тот первый провалился в собственноручно организованный проход и сенсор показал два объекта. Да и аппаратура иногда даёт сбои, так что хватит кормить меня сказками про таинственного второго нарушителя. А теперь возьми взвод и прочеши верхние уровни. От и до. – окончательно вспылил глава комплекса присасываясь к кружке. – И избавь меня от вида своего музейного экспоната. Ещё раз увижу в кабинете ствол и дополнительные 15 процентов твоей зарплаты пойдут государству.
– Слушаюсь и повинуюсь. – ответил старший сержант, вложив в сказанные слова всю желчь и неприязнь, какие сумел из себя выдавить.
Кендалл в ответ ядовито прыснул сквозь сломанный зуб, но продолжать перепалку не взялся.
Присутствующие стали резво расползаться из просторной вышки пограничного наблюдения, преимущественно бредя в сторону подготавливаемого шлюза эвакуации.
Лэрд широким шагом вышел из кабинета в общей толчее и по привычке, как и всегда перед патрулём, взглянул на электронный циферблат своих часов. Без двадцати пять утра с одной стороны, "За храбрость" – с другой. Он рассмеялся, ведь на той войне, как и остальные, только и делал что пытался не умереть. И, подумав об этом, Лэрд рассмеялся ещё звонче, ведь он всё-таки на ней умер.
"А теперь кто он, этот герой?" – тряхнул Лэрд часы, будто груда ламп и шестерёнок могла ему ответить.
Ему здесь не было места, он это прекрасно знал и довольно давно. Нигде не было теперь верного места. Этот мир тупого гоготания и двуличной услужливости начисто ему опаршивел. Безумства игрищ войны спасли Лэрда из общества переменчивых биороботов, но они же высосали из него все остававшиеся соки, делавшие его похожим на прочих сородичей. Моральные и психические барьеры тюлевой шторой спали с окон его разума. Плата за свободу от глупости улиц и сопляков-гуманистов, желающих отдать мир под власть хаотичной диктатуры добра, была с него взыскана. Он не искал отдохновения покоя, а руки, увы, хорошо умели лишь одно. О нём, пока он валялся в госпитале перед переправкой в тыл, как-то даже написала громкую статью некая Шарлотта Сталмом – "Последний патриот". На волне успеха Лэрд тогда имел все шансы стать новым символом армии и годами не сходить с новостных полос первых каналов, если бы обозначенный Шарлоттой "патриот" таковым являлся не только по заголовку в правительственной газете. Драки, перепалки с командованием, выговоры, отстранение от службы – он и моргнуть не успел, как слава закончилась.