Эфир зашипел громче шнырявших чуть ли не под ногами элв. Он выключил квэл и послушал песнь. Лим заговорил, но не слышал на сей раз ответа от элв, и прождал в молчании, как показалось, довольно долго.
Трое старших элв выползли из-под взорвавшегося кратера сами, без помощи, хоть где-то им и не доставало прежних конечностей. Они подползли к нему, словно безучастные к сражению, что не собиралось прекращаться, и развернули у ног тело Рмун, которое… Не нашлось тех слов, которыми Лим бы мог прервать своё гнетущее молчание боли. От Рмун почти ничего не осталось из-за обрушения свода. Руки, её ноги, её… Нет, даже мысли сейчас причиняли ему новую боль.
– Мы готовы были бы сами слечь и закостенеть в хрусталики пещер, если бы могли так всё исправить. Рмун в своей несравненной чистоте была так сильна, что хворь убоялась и приближала с каждый мигом её исход. Мы сделали вс-с-сё… – негромко шипели раненые жвалы. – Мы до последнего ткали нити и дали ей всё-ё-ё наше время, чтобы пройти по мосту радуги… Мы теперь готовы, узнав певчую, пройти по тропе скорби за неё, но оттуда, куда ушла Рмун, никто не возвращается. Мы взываем, но она не услышит нас. Мы всегда отныне будем взывать к её чистоте. Мы всегда отныне с ней и будем почитать её, как одну из нас.
Лим всего этого не слышал, а слышал только звон в своих ушах, закровоточивших, хоть он и не был ранен. Всё смешалось на его пути и слилось затем во едино. Глаза и скулы медленно наливались тяжестью, словно кувшин, поставленный под неиссякаемый родник. Щипавший кожу ветерок совсем растрепал его отсохшие чешуйки, что он более совсем не чувствовал, и проскользнул меж пальцами правой руки, что не могли сжаться в кулак. Лим не успел ей сказать всего самого нужного и важного, не успел даже попрощаться, как следует. Он просто не успел всего, что непременно должен был успеть. Рмун умерла не на его руках, а в окружении элв на этой мерзкой, безжалостной планете, сначала давшей, а затем сгубившей все его надежды. А вокруг него и Рмун всё били и били снаряды с кораблей, зависших над планетой, и кратеры поднимали к небу тысячи тонн камня и пыли. Элв, что тысячами гибли от каждого залпа и огня синего пламени, скрипели хитином и трещали жвалами, умоляли до самой своей смерти его помочь. Но он бы так и оставил их всех до последнего на погибель, если бы не сильней желания собственной смерти в нём оказалось желание смерти всему живому.
Падальщики… Все они падальщики…
Лим часто, но тяжело задышал и лишь через пару гезхоров понял, что протяжно хрипит, надрываясь, не в силах кричать из-за вколотого через жало токсина.
Вокруг него на поверхность поднимались всё новые и новые элв, а десант Руо неумолимо приближался, словно норовя протаранить поверхность. Стервятники слетелись на поклёв – невинных здесь не было.
Падальщики… Все они падальщики…
Выводки, морем тел заполонив стонущую от синего огня, кислоты и лучей поверхность, зашумели хитином, подняли свои жвала и, раскрыв пасти так широко, как смогли, затрясли жвалами, но настоящей песни Лим больше не слышал. Возможно, больше и никогда не услышит – эту возможность отняли у него вместе с лицом Рмун. Вместо неё он услышал – быть может, не от элв, а в самом себе, – звуки мелодии, которую могли родить только пустоши и илистые утёсы поблёкшего Клусса. Эта мелодия взывала к морю.
Элв, чувствуя изменения в Лиме, расступились шире от него, создав заслон. Хитин их сначала медленно, а следом быстрее и быстрее зашелестел, затрясся из стороны в сторону. Жвалы стали клацать и тереться друг о друга в такт. Миллиарды миллиардов элв, высыпавшие на поверхность и опутавшие телами всю планету, стали, выбивая такт, клокотать вокруг него на небо – их было не счесть и не было предела совершенству их песни.
Лим, вслед за мелодией моря, услышал ритм, всколыхнувший его и ошеломивший, как древние языческие пляски первопредков на островах-городах, ушедших в небытие с морем Клусса, что так, через элв и него самого, теперь желало вернуться. Он ни о чём тогда не думал – разум его очистился, – но точно тогда же он и почувствовал, что может одним усилием воли сровнять с землёй горы.
Всё ещё не отрывая от Рмун взгляда, поглощённого скорбью, он поднял левую руку, указывая на "Шорп", как можно шире распластал ладонь и медленно повёл её к низу, на уровень своей груди.
Шуршание хитина…. Неистовая пляска… Трение миллиардов жвал…
Пожар, что жёг его ладони, пробудил в сознании элв силу, подвластную ранее лишь старшим из них. Оратория высокого наречия заполнила его собою, будто изменила и даже обожествила слабое тело.
Корабль чинту, вопреки всему мыслимому, начал менять свой курс. Экипаж осадного тасага забегал по рубкам, прокладчики курса включили приводы на все двигатели, но машина не слушалась и продолжала падать, сметая своим тупым П-образным носом собственные силы десанта. Командование с "Ио", прощупывавшего тяжёлыми орудиями толл-пактиридовые генераторы щита у зилдраанцев, видя смещение сил, решило покинуть сектор. "Ио" отстрелил с левого борта несколько барабанов металлических зонтов, тут же словивших встречную шрапнель от зилдраанских утуров, и перешёл на сверхсветовую с марша. Навигаторов явно подыскали из опытных наёмников пакмомму, в изобилии встречающихся в их старых колониях, давно забывших подчинятся дряхлой метрополии.
Лим, с огромными трудом и вернувшейся болью, воздел правую руку и, как и левую, стал опускать с наклоном.
Зилдраанский тасаг был исполнен искуснее прямого как синт-древо тасага чинту, но и его гибкие толл-пактиридовые двигатели, перестроившись четырежды, не совладали с неведомой мощью. Сплющенная пирамида носа в полтора дакта сходилась на угол к носу стинума чинту. Рубки и палубы не освещали традиционно острые углы зилдраанского корабля, оставаясь под толщей переборок, но тёплым желтоватым светом, лившимся из-за комбинированного торий-керамического стекла, подсвечивали основные двигатели и маневровые кабели. Стержни перекрёстного двухпалубного V-образного корпуса, четырьмя направляющими расходились от носового отсека вооружения, а с центра протянулись прямыми трёхзвенными двигателями, укорившими своё вращение. Капитан отдавал экстренные распоряжения, техники в спешке там готовили эвакуационные челноки, а навигатор корабля старался связаться с Зилдрааном, но судно им больше не повиновалось.
Лим, закрыв глаза, начал считать.
Три дакта… Два дакта… Дакт.
Корабли соприкоснулись носами, издали будто и совсем невесомо. Беззвучная белая вспышка мощнейшего термоядерного взрыва от детонации военного концентрата гелия и кислорода, как мигнувшая полярная звезда сверкнула вдалеке, а затем, за несколько секунд, пока остатки кораблей входили, падая, на уровень атмосферы, облака вспыхнули красно-синим пожаром, газовыми парами поджёгшим ядовитый воздух Унк и мир сотряс грохот небес. Прозрачная взрывная волна, по своим границам видимая невооружённым взглядом, докатилась до Лима, и дыханием Соату ударила по его шее и щекам, огорошила мелкими камнями, металлической пылью обломков. С элв тогда смыла она и вычистила пыль, слипшуюся с чешуйками, словно осенив сих существ при их втором нарождении, как победителей. Спустя тысячи лет под землёй, настал тот день, когда они вернулись наверх и больше никогда ничего не боялись.
После взрыва осадных кораблей десант чинту окончательно захлебнулся и, если и удавалось отдельным отрядам перестроится после высадки на взгорье, не успевал добраться до цилиндрических болванок-камер с Руо, под острым углом утыкавших поверхность. Выводки элв тут и там по планете оперативно встречали гостей жвалами, шипами, сетями и крючковатыми когтями лап. Они подчас, становясь друг на друга, своей массой и вовсе захлёстывали подлетающие челноки, обжирая на ходу стальные конструкции вместе с экипажем до последних винтика с костью. Погибло много выводков, задавленных упавшими капсулами или в начале операции распылённых завихрителями, – десятки тысяч детей – но теперь у них были аппараты для десантирования, частью полностью исправные, и нетронутые экзоскелеты Руо. Тем не менее, на Унк им оставаться больше было нельзя – о неудачном рейде "Ио", координатах Унк и стычке с зилдраанцами скоро узнают в Монн. Никто не станет разбираться кто прав, а кто виноват после сегодняшнего сражения. Строго говоря, теперь это и не имеет значения. Даже адмирал малого хиинского флота Ацц, обычно пассивный на заседаниях, наверняка проголосует за крайнюю меру сдерживания и планету "закроют". Последствия для миров испугали бы кого угодно. Рмун погибла вслед за Клуссом, зилдраанцы с чинту, не желая глубокой конфронтации между собой, обвинят в гибели своих кораблей остатки клусского флота, что отыскал планету врага, а Монн ополчится всеми силами на последних существ, что знают правду. Впереди у этой галактики, а может и у всей вселенной только война, горе да иные несчастья, что привычны для привычных к смерти. Зилдраанцы, чинту, сурву, хиинцы, хадву, пакмомму – каждый другого стоит, думал Лим, каждый рвёт другого будто голодная гончая. Зачем ему жить пред началом эпохи великих распрей, когда всё утеряно? Зачем ему жить без родины, Рмун и надежд на справедливый исход?