Очередной раскат грома и мёртвое тело всей своей массой прижало охотницу к влажной почве, предварительно выморав лоскуты одеяния мерзкой жидкостью, потоками исторгаемой со стороны горбатой спины.
Освободившись от мёртвого груза, Адайн отпрыгнула, встрепенулась и, на всякий случай, приладила к тетиве очередную стрелу. Её взгляд приковался не к деревьям, которые могли таить за собой новых выходцев Мулга или диких лесных обитателей, а к существу что лежало и издавало сдавленные гортанные звуки.
Дождь барабанил по её плечам, словно немедленно ожидал получить ответ, узнать какое принято решение. Что ж, охотница всегда поступала правильно. Нукум считала это качество даром, Орно пеняла на наследственный склад чуткого характера, сама Адайн с горем пополам мирилась с проклятием. У Адайн с рождения пребывало это тонко отлаженное чутьё и ни единого разу ещё её не подводило. Только приблизившись, она заметила нож, торчащий из его тела, и часть серой куртки, пропитавшейся тёмно-красным цветом. Адайн, разглядев существо как следует, больше отродий испугалась его непохожести.
– Не бойся, всё будет в порядке. – решилась она наконец приблизиться. – В порядке… – её голос сбивался со всеобщего наречия к ритуальному и обратно, а руки дрожали около брызжущей кровью раны, словно бы накладывая на ту магическое заклятие. Лезвие угодило глубоко. – Я… я отведу тебя в селение. – дополнила охотница менее уверенно, зажав наконец рану и спешно ища средство, чтобы её перевязать. – Не понимаю, почему она красная. Не понимаю… – кровь не прекращала стекать по его руке, стекая теперь и средь пальцев Адайн.
Зажав разрез с краю, она опустила его ниже, так чтобы он лёг. Под аккомпанемент крика незнакомца, Адайн, зажмурив глаза, выдернула из его плеча нож и попыталась забить рану размокшей глиной с ближнего утёса-песчаника, выбирая ту, что была на вид почище, как учила Орно.
– Только не пытайся подняться, ладно? – изданный стон вполне сошёл бы как за согласие, так и за отрицание. – Я отведу во Фракху.
Адайн смотрела на него со страхом сконфуженного любопытства – тот самый момент, когда неизвестное начинает сознаваться. Странник же, ощущая острую боль во всём теле, которую венчали размокшая глина, набитая в разбухшее плечо, и ноющая грудная клетка, молча разглядывал молодую, стройную женщину со светло-серой кожей, перепачканной разводами краски, строгим вытянутым лицом и раскосыми глазами, светящиеся радужки которых расходились от зрачка тремя кольцами коллоидного серебра. Он думал, что её кожа исписана татуировками, но то от напряжения вздулись селадоновые вены, рисуя на теле сложные узоры, как порою мороз в стужу рисует свои узоры на стекле. Щёки её представляли сплошь мышцы, будто тонкими жилками восходившие к орбитам несколько впалых глазниц, растянутых по горизонту к крайним от переносицы верхним уголкам черепа и затенённым перламутровой сажей. Тонкие тёмно-зелёные губы, имеющие с человеческими весьма условное сходство, дополнялись делённым на четыре части языком и не сильно контрастировали по цвету с остальными частями тела, будучи чуть светлее.
Ему стало наконец не по себе от понимания глубины видимых отличий, но после пережитого сил не хватило даже на страх. Хуже и чуднее быть просто не могло. Он отрешённо улыбнулся самой идиотской улыбкой из возможных.
Адайн что-то спешно говорила и говорила ему, но смысл ускользал, просачиваясь крупицами ртути меж взбудораженных синапсов перегруженного сознания.
– Флойд Беннет, рад знакомству…
Ничего лучше придумать декомпрессированный человеческий разум не смог, а секунду спустя Флойд импульсивно дрогнул и перевернулся на бок, заливая поросль синего куста своей кровью. Любимый им дождь тут же смывал её прочь.
"Новое начало…" – подумал он на последок и без всякого усилия ушёл в нагрянувший мир грёз. "Здесь так свежо…".
Глава 4
– Пахнет гарью? – он получше принюхался. – Да, плавленая металлическая пена. Похоже, тянет от предместий.
– Лим, спи… – сонливо поворочалась Рмун. – Ничем не пахнет.
– Выйду посмотрю.
– Лим, едва светлеет…
Он наклонился и, подвернув силтумовое одеяло, поцеловал её в лоб.
– Я не долго. – за стеной звякнула защёлка воздушного тоннеля. – Завтрак уже подали. Начинай без меня.
Он спустился, наскоро привёл себя в порядок, поискал повседневную одежду. С последнего вылета он напрочь забыл, куда мог её сунуть. В конечном счёте пришлось нацепить полевую броню, благо выглядела она более чем пристойно, а отдельные детали, реконструированные после повреждений, придавали её владельцу особый шарм одухотворённого благородства.
Лим проверил часовой датчик. Идти пешком до предместий было далековато, а время отлёта всё приближалось.
Зайдя в гаражную комнату, он не вздрогнул, услышав знакомое урчание завёдшегося двигателя. Почищенный и заправленный, двухместный морад послушно ждал хозяина, подсвечивая пол стехиометрическими языками сдерживаемого пламени. Опасная игрушка – в прошлом на них часто разбивались, влетая в ил. Но запрограммированные капсулы Лим, натрясшийся в спиноломных десантных баржах, никогда не любил из-за чрезмерной, размягчающей тело комфортности и потому с крайней неохотой ими пользовался. Сегодняшний день не стал исключением.
Погодные сопф, внедряясь на его позвоночный имплант, обещали прохладное утро. Тело с устойчивостью к сверхвысоким и сверхнизким температурам разницы с прошлым днём не почувствовало. Морад шёл плавно. Мескитовый парк в унисон раскачивался синт-стволами по направлению ветра и по прежнему не позволял увидеть источник резкого запаха. Вместе с тем, он слышался отчётливее и отчётливее по мере того как Лим вёл свой морад над покрытием магнитной дороги. Доступность коммуникаций, уют открытых пространств и моделируемые пейзажи местности – ему приходилось заново привыкать.
Наконец через семнадцать дактов он въехал в тень высоченной жилой вышки, стеснённой по сторонам дюжиной строений меньшей высоты, выводивших наклонными контурами фигуру правильной пирамиды, замыкающей сердцевину с вершиной. Внешние смотровые перекрытия извивались фривольно, на мотив подводных водорослей, но имели и практическое назначение. Их проектируемые кристаллические поры начисто избавляли улицы от смога затягивая в себя испарения. Дань пересохшему морю от благодарного народа, воздвигшего в его бывших владениях свои высокие города.
Лим заехал в черту комплекса. Дорога ветвилась и расползалась ниже от центральной полосы, что бегунки плат квэл-схем, уводя на пролегавшие под зданиями нулевые уровни, полные обменных пунктов, развлекательных систем, стрельбищ, дискуссионных комнат, мастерских и прочих объектов досуга.
За поворотом показался дым. Горели ворота пищевого конвертера и пара капсул без пассажиров. Вокруг огня бесновались трое граждан, швыряя в стены зажигательные гранаты кустарного производства. Окружившая их толпа, постоянно изрекая недовольство виденным, дожидаясь служащих ортоса безопасности и наблюдала за происходящим в искреннем непонимании.
На Клуссе не единожды в истории случались протесты против решений власти и попытки таковую свергнуть силой оружия. Попутно скандировались лозунги, велась борьба идей, сталкивались мнения и предложения. Но сейчас ничего этого не было. Ни предложений, ни протеста, ни явной цели. Всё чего пока достигли поджигатели – подпорченный внешний вид одной вышки предместья. Слишком мало для разумного индивида.
Лим подъехал как можно ближе и припарковал морад у транспортного кармана, оставив двигатель работать.
– Не понятно какой реакции они ожидают. – сказал ему молодой служащий ортоса безопасности, узнав в Лиме военнослужащего.