Аргус выгнул бровь:
— А ты бы так не поступил?
Я сглотнул. Честнее было бы сказать, что я понятия не имею, как бы поступил в похожей ситуации, но Аргус смотрел с такой уверенностью, что я вообще оказался не в силах вымолвить хоть слово.
Позорно промолчав, я разорвал зрительный контакт и в то же мгновение почувствовал, как температура внутри кокпита будто упала на несколько градусов разом. Обхватив себя трясущимися руками, я уставился в пол. Находиться в обществе бывшего стража и его слуги вдруг стало практически невыносимо. Словно я занимал чужое место, некоего другого Риши, которого они знали, а я — нет.
Следующие два часа, занявшие путь до Боиджии, никто из нас не проронил ни слова. Напряжение, повисшее в чуть разреженном воздухе, отказывалось исчезать, будто кто нарочно прикладывал усилия, чтобы все, кто находился внутри кокпита испытывали мучительный дискомфорт.
И я говорю не только за себя.
После столь короткого и странного диалога, вынудившего Аргуса замкнуться в себе сильнее прежнего, а Изму надуться, считывать их эмоциональный фон оказалось делом практически ерундовым. Шепот Теней, лениво струящихся мимо меня, бросал красноречивые намеки на нотки настроения каждого из спутников, буквально подталкивая к тому, чтобы я начал подслушивать. Тем не менее, большого желания делать это я не испытывал. Личные мысли, сокровенные мечты и тайные желания других меня никогда не интересовали настолько, чтобы пренебречь обычной порядочностью. Но и просто отмахнуться не получалось. Назойливой мухой-песчанкой шепот этот щекотал мои уши своей настырностью. Мало-помалу он пробирался все глубже, заигрывая с восприятием…
Он говорил голосом Измы, тихим, раболепным, но с вкрапленными нотками язвительности. Слуге не нравилось, что хозяин оказывает чужаку столько внимания, притом незаслуженного. Изма считал мое спасение с Шуота никчемной затеей, в будущем способной обратиться крупными неприятностями. Он совершенно точно боялся меня… и того, что я могу с ним сделать, если ему вдруг вздумается перейти мне дорогу.
Последняя мысль читалась отчетливей всего, и она куда сильнее заставляла меня чувствовать себя монстром, чем все настороженные взгляды и язвительные речи, которые старый мект периодически бросал в мою сторону.
С Аргусом в этом плане все обстояло одновременно и проще, и сложнее. Его ментальный центр вообще не поддавался осмыслению и напоминал скорее гранит, чем скопление живых нейронов. Едва ли ошибусь предположив, что серых стражей подвергают жестким психическим тренировкам, с помощью которых они и умудряются скрывать свое присутствие в потоках Теней от лейров. Однако, как я намедни понял, даже среди своих бывших собратьев Аргус считался уникальным. Так в чем же причина? В сознательном сокрытии чувств и эмоций или же в неспособности таковые испытывать?
— Риши, ты же знаешь, и я могу кое-что улавливать, — проговорил Аргус, не оборачиваясь. — Твое внимание мне, безусловно, льстит, но в данный момент оно отвлекает.
— Я не нарочно. — Оправдание пятилетнего, но на большее меня в тот момент не хватило. Никак не ожидал, что он учует столь тонкую манипуляцию, отчего жутко смутился.
— Я знаю. — Его ровный, отчасти немного довольный тон лишь усилил дискомфорт. Чтобы это значило? Неужто он хотел, чтоб я услышал все это в Тенях? Но в чем смысл, если они не дали мне ничего, что касалось бы его темной души? Разве что, подслушивать следовало вовсе не там…
Аргус, как никто из ныне живущих, знал о моей острой неспособности пройти мимо какой-либо головоломки или вопроса, на который нельзя получить ответ здесь и сейчас. Он понимал, каких усилий мне стоило не использовать Тени и не вламываться в незащищенное сознание Измы, чтобы выцарапать оттуда любые сведения, какие только пожелаю. Бывший страж ни секунды не сомневался в моих возможностях и, тем не менее, предоставил выбор. Он позволил мне решать, стоят эти ответы моих моральных принципов вкупе с чудовищной головной болью Измы или нет? И ждал, как я поступлю.
Вопрос: для чего?
Планета Занди встретила нас штормом настолько мощным, что Аргусу пришлось применить все свои недюжинные умения, чтобы кораблик не сбился с курса и не рухнул где-нибудь посреди бескрайнего океана растительности. Отзвуки чудовищных громовых раскатов внутрь герметичной рубки не проникали, но бешенных вспышек молний, то и дело рассекавших воздух перед самым носом яхты, было вполне достаточно, чтобы понять, насколько все плохо снаружи.
Оставаясь привязанным к противоперегрузочному креслу, я то и дело щурился от заливавших кабину слепящих разрядов, нутром ощущая все неистовство стихии, не на шутку разбушевавшейся снаружи. Но больше всего, конечно, беспокоило не это, а Тени, в своем неистовстве, казалось, сошедшие просто с ума.