Жаркое солнце. Вокруг машины собрались дети, очень маленькие, с густыми черными волосами, огромными черными глазами, от любопытства засунувшие пальцы во рты. Казалось, мертвая деревня, полдневная смерть. Никого в полях. Если там и было кафе, то оно скрывалось в какой-нибудь темной комнате. Никаких женщин. Кроме детей, тощих кур и несчастного осла с грязной веревкой, единственным живым существом был старик, который сидел на солнце и курил трубку. Но он не шевелился, почти спал. Хамид заговорил с ним на арабском, очевидно, спросил, кто мог бы продать нам фрукты с дерева. Старик медленно шевельнул глазами. Примерно минуту вопрос пробирался по его мозгам, потом абориген вынул трубку изо рта, повернул голову примерно на три градуса, плюнул в пыль и что-то сам себе пробормотал. Потом его глаза снова уставились в пустоту, а трубка вернулась в рот.
Хамид улыбнулся, пожал плечами, сказал:
― Подождите минуточку, ― и скрылся.
Я шла по улице, дети за мной. С краю дороги шестифутовая стена, казалось, поддерживала все плато, на котором стояла деревня. Ниже ― террасы полей, где я видела всадника на гнедом коне. Подсолнечники были слишком высокими и густыми, чтобы там росло что-то еще, но у стены пристроились ирисы и голубые цветы, похожие на маленькие лилии, а иногда каплями крови виднелись анемоны.
Я слезла вниз. Дети полезли тоже, я им помогала, даже взяла на руки последнего ― полуобнаженный трехлетний атом, наверняка чесоточный. Я вытерла руки о штаны и стала собирать цветы. Дети помогали. Большеглазый мальчик, одетый только в грязную жилетку, собрал мне пучок розовых, а маленький шелудивец принес одуванчик. Мы разговаривали ― на английском, арабском и диалекте из каменного века ― и прекрасно друг друга понимали. Главным было то, что я должна за компанию и цветы дать что-нибудь существенное.
― Шиллинг, ― сказал надо мной Хамид.
Я подняла голову. Он стоял с краю дороги.
― Вы уверены? Это же очень мало. Их шестеро.
― Совершенно достаточно.
Похоже, он был прав. Дети схватили монетки и перескочили за забор быстрее, чем спустились вниз и без всякой помощи, кроме, конечно, самого маленького. Его вытащил Хамид, отряхнул от пыли и отправил в путь шлепком по голой заднице. Потом Хамид повернулся ко мне.
― А вы сможете? Некоторые камни не слишком хорошо держатся.
― И не буду пробовать. Просто пойду вниз и встречу вас на дороге. Достали апельсины?
― Да. Хорошо, тогда не торопитесь. Я вас подожду внизу.
Тропинка, по которой ехал всадник, была сухой и хорошо утоптанной. Примерно восемнадцать дюймов в ширину между подсолнечниками, и три каменных ступени, где одна терраса переходила в другую. Огромные цветы отвернули тяжелые головы к югу. Они росли примерно в ярде друг от друга, а между ними пристроилось какое-то другое растение с темно-зелеными листьями и коричневатыми цветочками.
Я двигалась вниз к дороге. Прошла мимо пшеницы, фигового дерева, чего-то похожего на виноград с красными цветами. Наклонилась, чтобы сорвать цветок. На стволе внизу красной краской была нарисована бегущая собака. Грубый рисунок, но очень живой. Гончая. Наверное, со всеми случается так. Стоит на что-то обратить внимание, как оно начинает беспрерывно попадаться на глаза. Даже начинаешь волноваться, что это, может, знак судьбы. Стоило Чарльзу упомянуть собак, как они начали преследовать меня по всему Ливану. Ничего странного в этом, конечно, нет. Англия, например, может с ума свести пуделями. Я вышла на дорогу.
Хамид сидел на низкой стене с краю дороги и курил. Он быстро встал, но я помахала ему рукой.
― Не беспокойтесь. Докурите сначала.
― Хотите апельсин?
― С удовольствием. Спасибо. Ой, роскошный. Вы совершенно правы, таких нигде не найдешь… Хамид, зачем они выращивают подсолнечники?
― Для масла. Из них получается замечательное масло, почти как оливковое. А теперь еще правительство построило завод, чтобы производить маргарин, и хорошо платит за урожай. Это часть официальной кампании, чтобы они перестали выращивать коноплю.
― Коноплю? Это гашиш, да? Марихуана? Боже мой, она что ли здесь растет?
― Да. Ни разу не видели? По-моему, это растение выращивают в Англии, чтобы делать веревки, но только в жарких странах оно дает наркотик. Раньше конопли в этих горах росло очень много, тут для нее подходящий климат, да и сейчас есть места, куда инспекторы не забредают.