Старик открыл дверь в конце тоннеля и впустил поток яркого света. Мы прошли в большой двор.
Это, очевидно, был внешний двор дворца ― мидан. Здесь люди эмира собирались с подарками и прошениями, а войска демонстрировали искусство верховой езды, имитировали погони, охоту или битвы. Под арками с трех сторон виднелись здания, похожие на конюшни и казармы, с четвертой, налево от входа, была высокая стена, под которой блестела зелень. Во времена расцвета это, должно быть, было впечатляющее место, заполненное суетой слуг, стуком копыт коней и звоном оружия. Теперь оно стало пустым и тихим, но следы в пыли показывали, что здесь недавно кто-то был, и пахло лошадьми.
Привратник не остановился, а, угрюмо влача белые одежды, повел нас направо через мидан и под арку в другую дверь, через которую мы попали в темный проход. Мелькали повороты налево и направо, двери, некоторые открытые в кромешную тьму комнат. Иногда в тусклом свете виднелись мешки, ящики и сломанные стулья. Проход три раза повернул по этому лабиринту направо и вывел нас в новый двор, на этот раз маленький, ненамного больше колодца. С трех сторон ― арки с решетками, с четвертой ― глухая стена, перед которой нагромождено что-то деревянное. В углу я заметила какое-то движение, рассмотреть не успела, но уверена, что это бегала крыса.
Новый коридор, масса дверей в грязные и захламленные комнаты. Полное впечатление давно покинутого помещения, населенного только крысами, мышами и пауками. Грязный пол с поврежденным орнаментом, тусклая осыпающаяся мозаика на стенах, сломанные треснувшие рамы. Тяжелая пыльная тишина покрыла все, будто серое одеяло. Однажды из стены, мимо которой мы шли, со стуком, заставившим меня подпрыгнуть, выпал гвоздь, а за ним, шурша, как ветер и листья, посыпалась штукатурка.
Очень отдаленное сходство с заколдованным замком, который нарисовало мое мощное и непреодолимое воображение. Нервы постепенно приходили во все более возбужденное состояние, я с трепетом гадала, что встречу в конце пути. В рассказе Чарльза это выглядело, как совершеннейший бред, но казалось не более, чем комическим. Но сейчас призрачный проводник, тусклый коридор, сломанные приоткрытые двери, неровный пол, запах многолетней заброшенности ― все это заставляло думать, что зря я пришла. Перспектива столкнуться лицом к лицу с соединением беспомощности, старческого слабоумия и, возможно, болезни, живущей в центре этого запустения, как паук в пыльной паутине, наполняла меня в первую очередь ужасом.
Неожиданно мы оказались в новом дворе. Я уже совсем перестала ориентироваться, но, судя по тому, что за стеной виднелись зеленые перья деревьев, мы находились в задней части дворца.
Примерно пятьдесят квадратных футов. Когда-то этот двор был таким же живописным, как тот, где принимал меня Чарльз в Дамаске. Сейчас, как и все остальное, он явно требовал ремонта. В лучшие времена его украшали мраморный пол, голубые аркады, колонны и бассейн в центре. У подножия каждой колонны стояла мраморная ваза для цветов, полная земли, но содержащая только траву и сухие пыльно-серые ветки. Единственный тамариск склонился над сломанным ограждением пустого бассейна. Где-то мягко урчала цикада. Серая трава пробивалась между плитами пола.
С одной стороны под аркадой был обычный глубокий тенистый альков. Туда вела одна ступенька, с трех сторон разместились сиденья. Я бы не удостоила доверием ни одну подушку, которую могло бы предложить такое место, но не стоило даже и беспокоиться. Сиденья были из ничем не прикрытого мрамора. Привратник показал, что мы должны туда сесть, опять гротескно и неразборчиво что-то пробурчал Хамиду, повернулся и удалился. Опять тишину нарушало только пение цикады.
― Закурите? ― спросил Хамид, вытаскивая сигареты. Он дал мне прикурить, а потом вышел на освещенную солнцем часть двора, прислонился спиной к колонне, прищурился в сторону зеленых листьев, вырисовывающихся за стеной на фоне сияющего неба. ― Если она не примет вас, что будете делать?
― Уйду, надо полагать, как только увижу доктора.
Он повернул голову.
― Извините, вы огорчены.
Я задумалась.
― Не то чтобы совсем. Я ее почти не знаю и уверена, что она меня не помнит. Она провела большую часть жизни на востоке, а после смерти мужа прожила в Англии года два, я еще была очень маленькой. Она навсегда уехала пятнадцать лет назад, когда мне было семь, и я не видела ее с тех пор. Ничуть не удивлюсь, если она пришлет ответ, что даже не помнит моего имени. Это еще если дервиш правильно его передаст… Интересно, он вообще может что-нибудь передать? Гений секретности, да? Его надо бы использовать на секретной службе.