― Спасибо, но лучше пока останусь с ними. Мы тоже поедем на машинах, а по пути заедем в Баальбек.
― Я тебя туда отвезу.
― Это было бы потрясающе, но я обо всем уже договорилась, упаковала вещи, а здесь еще всякие проблемы с визами. В моей стоит завтрашнее число, а есть еще такая штука, как групповой паспорт, и так уже был шум, что я хочу остаться, когда группа уедет в Англию в субботу, еще раз я не выдержу. Поеду.
― Ну ладно, увидимся в Бейруте. Где остановишься?
― Думала, как только останусь одна, переберусь в «Феницию».
― Присоединюсь. Сними мне комнату, ладно? Позвоню, когда буду выезжать из Дамаска. Что ты, кстати, планируешь делать, кроме, конечно, визита в Дар Ибрагим?
― Дар Ибрагим? ― повторила я тупо.
― Дом двоюродной бабушки Харриет. Он так называется, наверняка ты знаешь, Нар Ибрагим, на реке Адонис.
― Я… Да, наверное знаю, но забыла. Господи, бабушка Ха… Никогда не думала… Это, значит, недалеко от Бейрута?
― Примерно в тридцати милях по прибрежной дороге в Библос, а потом вглубь материка к горам до истока Адониса. Дорога идет по гребню горы с северной стороны долины. Дальше в реку Адонис впадает река под названием Нар-эль-Сальк. Дар Ибрагим расположился в середине долины, где встречаются реки.
― Ты там был?
― Нет, но собираюсь. Ты что ли правда про это не думала?
― Даже мысль не промелькнула. Конечно, собиралась подняться к истокам Адониса, к водопаду и храму кого-то там, и месту, где встретились Венера и Адонис, думала нанять машину в воскресенье, когда уедет группа… Но, честно, совершенно забыла про бабушку. Я ее почти не помню, мы были в Лос-Анджелесе, когда она последний раз была дома, а до этого… Господи, да лет пятнадцать прошло! И мама ничего не говорила про это ее жилище ― Дар Ибрагим, да? Наверное, это потому, что у нее с географией не лучше, чем у меня, и она никогда не представляла, что Бейрут так близко. Прямо в долине Адониса? Можем поехать вместе, хотя бы чтобы посмотреть, а потом рассказать папе, на что это похоже. Уверена, он подумает, что для меня не все потеряно, если я расскажу, как клала цветочки на ее могилку.
― Она тебе дала бы по зубам, если бы услышала. Она очень даже жива. Ты несколько не в курсе, да?
― Жива? Бабушка Ха? Это кто не в курсе? Она умерла вскоре после нового года.
Он засмеялся.
― Ты думаешь про завещание, но это ничего не значит. За последние несколько лет она их высылает примерно каждые полгода. Дядя Крис получил ее знаменитое письмо, где она отрекается от британской национальности и оставляет всем в наследство по шесть пенсов. Всем, кроме меня. Я должен получить гончих Гавриила и ее экземпляр Корана, потому что проявлял «разумный интерес к действительно цивилизованным странам». Это потому, что я изучал арабский.
― Ты что, морочишь мне голову?
― Про завещания? Вовсе нет. Она отрекалась от нас в красивых ранне-викторианских терминах, ее письма ― памятники эпохи. Семья, Британия, Бог и все такое прочее. Может, не Бог, потому что она собиралась перейти в магометанство. Еще она просила прислать заслуживающего доверия английского каменщика для постройки гробницы, где она будет покоиться с миром Аллаха среди любимых собак. И еще требовалось проинформировать издателя «Таймс», что бумага в заграничном издании слишком тонкая, ей неудобно отгадывать кроссворды, и она бы хотела, чтобы ее поменяли.
― Не может быть, чтобы ты это серьезно.
― Серьезен, как сова. Клятвенно подтверждаю каждое слово.
― А кто такие гончие Гавриила?
― Не помнишь? Надо полагать, нет.
― Фразу помню, вот и все. Что-то литературное?
― Легенда в книжке «Сказки северной страны». Свора гончих, которые бежали вместе со смертью. Когда кто-то умирает, они воют в доме ночью. Я лично думаю, что легенда произошла от диких гусей, ты их слышала? Они звучат, как свора гончих прямо над головой. А почему Гавриил, непонятно, он же не был ангелом смерти. Дрожишь, замерзла?
― Нет. Гуси пролетели над моей могилой, надо полагать. А что у них общего с бабушкой Ха?
― В действительности ничего. Просто у нее была пара китайских собак, которых я обожал и обозвал гончими Гавриила, потому что они походили на иллюстрацию из той книжки.
― Пара… Нет, ты рехнулся. Это шизофрения или шутки? Никто не может одной рукой держать белый «Порш», а другой ― пару китайских собак. Не верю!
Он засмеялся.
― Настоящие китайские, любовь моя Кристи, китайский фарфор. Антиквариат, музейная редкость. Не знаю, сколько они сейчас стоят, но раз мне хватило здравого смысла влюбиться в них в шестилетнем возрасте, а Харриет хватило здравого смысла в то же время влюбиться в меня, она их мне и пообещала. И хотя она сейчас уже явно не в себе, похоже, не забыла об этом. Да хватит об этом, ты разве не понимаешь, что собаки ― это не главное, они просто ― замечательная причина.