Он стоял в дверях склепа, по-прежнему держа на руках ребенка.
– Короли Хотармунда недаром пытались уничтожить наш Орден, – продолжал он. – Но мы выжили, хотя и ушли в подполье. Забытые, раздавленные, почти уничтоженные, темномаги продолжали жить.
Он начал спускаться к нам.
– Много веков мои предки пытались вернуть былое величие. Яд, обман, преступления – все шло в ход, и все было бесполезно. Чтобы вернуть нашу империю, нам вновь нужен был ребенок, рожденный мертвой женщиной.
Маггот поднял руку.
– К счастью, мне не пришлось совокупляться с трупом. Никакие деньги не окупят такое. Но моя жена уже была беременна. Мне оставалось только провести несколько ритуалов. Я усыновлю этого ребенка, который, впрочем, и так мой.
Он начал медленно разворачивать младенца.
– А теперь ребенка пора кормить… Думаю, вы уже догадались, кто станет его первым обедом. Я не мог напасть на вас там, в аллее, – могли увидеть. Но здесь, в склепе… От вас не останется даже костей.
ГЛАВА 8
Артемиус положил ребенка на мраморную крышку гроба.
– Теперь моя сила так велика, что я с трудом могу ее контролировать, – произнес волшебник.
Волны пробежали по его лицу. Оно вспучивалось, словно толстые черви ползали под его загорелой кожей, стремясь вырваться наружу.
Франсуаз нахмурилась, стремительно вынимая меч.
Тело Артемиуса выгнулось и раздулось. Одежда трещала, стремительно расходясь по всем швам. Кожа на лбу лопнула, алое кровавое пятно разрасталось на ней. Глаза провалились, сверкнули кровавые мазки зубов.
Скелет Маггота выходил из тела.
Плоть рвалась, лопались сухожилия и нервы. Одна за другой обнажались кости, покрытые багряным нектаром. Оскаленный череп уже наполовину показался из кожи.
– Слишком много, – шептал он. – Я не могу…
Много дней волшебная сила вливалась в тело волшебника. Тот не знал, откуда она приходит, и не задумывался, что ему может угрожать опасность.
Каждый из нас при рождении получает столько магического таланта, сколько может выдержать. Артемиус Маггот не был могущественным колдуном.
Его нервная система не умела справиться с Даром, что получила от неведомой Твари. Инфернальный ребенок, рожденный сегодня, стал последней каплей, – а может, распахнул двери стремительному водовороту, который теперь сметал и уничтожал то, что еще недавно было Магготом.
Для того чтобы остаться в живых, ему было необходимо разделиться. Создать из себя двоих существ, каждое из которых получит половину астральной силы.
Теперь они стояли перед нами.
Справа был человек, лишенный костей. Его кожа вздыбливалась глубокими ранами. Лицо превратилось в рваную маску, состоявшую, казалось, из одной лишь крови. В ней горел единственный глаз, чудом уцелевший во время разъединения.
Скрученные гирлянды кишок вываливались из живота.
Сложно назвать окровавленный скелет красивым. Но рядом с уродливым нагромождением плоти костяк Маггота и правда выглядел почти украшением.
На сверкающей багряной поверхности играли искры. Сперва мне показалось, что это отблески ламп, которые Артемиус зажег, войдя в склеп. Потом я понял – это всполохи астрала. В них собиралась сила волшебника, которой не хватало места в его двух телах.
– Вы будете умирать очень долго, – произнес он.
Я сжал рукоять боевой секиры.
Скелет двигался ко мне неровной, вихляющейся походкой. Было видно, что Маггот еще не освоился со своим новым телом. Он не привык ходить, не чувствуя вес внутренностей и мускулов. Теперь чародей казался себе пушинкой.
Мне не хотелось наносить удар первым. Глупо, наверное, но в глубине души у меня всегда теплится надежда, что любой конфликт можно разрешить мирным путем.
Он остановился. Его правая рука дернулась, и я понял – Артемиус хочет призвать волшебный меч. Оружие, созданное чародеем, чаще всего оказывается гораздо мощнее, чем шедевр лучшего из кузнецов. Впрочем, срок его службы короток – несколько часов, может, дней.
Алый скелет вздрагивал, снова и снова. Все бесполезно. Маггот изучал колдовство воды – и теперь, лишившись плоти и крови, оказался оторван от своей волшебной стихии.
Мало кто знает, что могущество этой школы чародейства основано в первую очередь на том, что тело человека на восемьдесят процентов состоит из влаги. Поэтому големы не могут освоить подобные заклинания, – в их теле нет ни капли жидкости, кроме, может быть, машинного масла в тех, что из железа.
Маггот шагнул назад, я не двигался. Это было моей ошибкой. Не стоило давать ему преимущество. Его тело вспыхнуло, и тысячи сверкающих искр сорвались с обнаженных костей. Они взметнулись в воздух, устремившись ко мне.
Я поднял оружие, но мифриловая секира не могла защитить от шипящего злого облака. Яркие волны накрыли меня, заставив раствориться в них. Я чувствовал, как мой разум рвется на крохотные части. Каждая из них была мной, и каждая была непохожа на другие.
Не помню, как упал на колени, не помню, как сумел подняться. Длинный стебель секиры повернулся в моих руках, разнося блестящий от крови череп.
Маггот дернулся, взмахивая руками, и со стороны казалось, будто он пытается поймать разлетающиеся кусочки костей.
Второй удар рассек его грудь. Я выдернул секиру, и осколки ребер посыпались на пол склепа. Только сейчас я почувствовал, что боль отпускает меня.
Она откатывалась медленно, с глухим и приятным шумом, словно океанская волна. Я не хотел, чтобы она возвращалась, – эта простая и детская мысль вспыхнула в сознании и превратилась в человечка, который шел за болью и подталкивал ее руками, выгоняя из моего мозга.
Потом все ушло. Только разрубленный скелет Маггота лежал передо мной на полу.
Человек без костей шагнул к демонессе.
С каждым шагом он вздымал над собой алую радугу. Тонкие струйки бежали по разодранной плоти.
– Это и называется «выйти из себя», – пробормотала Франсуаз.
Чародей пробормотал заклинание. В его правой руке появился ледяной меч. Морозные облачка срывались с прозрачного лезвия и обволакивали колдуна. Холод останавливал кровь и закрывал раны.
Девушка подняла катану, готовая отразить удар.
Но искалеченное тело, лишенное скелета, оказалось удивительно гибким. Маггот сделал выпад, который был невозможен для обычного человека.
Волнистое лезвие скользнуло по плечу демонессы. Холодное лезвие стало алым. Франсуаз уклонилась в сторону, как делала тысячу раз. Но там ее уже ждал короткий клинок, появившийся в левой руке волшебника. Перекрутившись, извернувшись всем телом, подобно траве на ветру, Артемиус нанес демонессе глубокую рану в бок.
Френки попятилась.
Весь ее опыт, все воинское чутье были теперь бесполезны. Чародей двигался так, как не под силу ни человеку, ни зверю. Снова вспыхнул ледяной клинок, метя между высоких грудей девушки.
Франсуаз с силой пнула тварь ногой в живот, но ее сапожок лишь глубоко ушел в месиво алой плоти, даже не заставив мага пошатнуться.
Девушка отбросила меч. Ее глаза вспыхнули. Острые короткие рожки начали подниматься над роскошными каштановыми волосами. Черные кожистые крылья распахнулись за спиной дьяволицы.
Столб рокочущего огня вырвался из рук демонессы. Он охватил окровавленное тело Артемиуса, покрывая обнаженную плоть тысячами поцелуев боли. Под сводами склепа пронесся вой страха и отчаяния, смешанный с тяжелым запахом паленой плоти.
– Пощади, – прошептал Маггот.
Но было поздно. Никто не смог бы остановить пляшущую круговерть пламени. Чародей обвалился на землю – не как падает умирающий человек, но словно фарш, выпущенный из мясорубки.
Его рот распахнулся, и огонь вырвался оттуда, умывая лицо ожогами. Голова Артемиуса содрогнулась и опала, утонув в костре из горящей плоти.
– Ну что же, – сказала Френки, хмуро оглядывая лежавшие на полу останки. – Надо чаше ходить на кладбище.